Темиртау - Зеин Жунусбекович Шашкин

Дамеш рассмеялась.

— Это про Мусина я ничего не знаю?

— Но ведь не Муслим виноват,— страдальчески поморщился Каир.— Я же все поручил Платону Сидоровичу, а он как на беду заболел. После гриппа у него что-то с сердцем. Поэтому и произошла задержка. Но когда я вернусь, все сделаю, поверь!

Дамеш молча смотрела на него.

— Ну, я тебе ручаюсь, что так и будет! Ну, наберись терпения! Подожди еще немного! Неделю... Ждала больше!

Она ничего не ответила, и Каир встал.

— Так, значит, тебе ничего не нужно из Москвы? Ни книг, ни туфель, ничего? Жаль, очень, очень жаль! Я искренне предлагал... Но если ничего не надо, так я, пожалуй, пойду. Прощай!

А на заводе в эти дни было очень неспокойно. Чувствовалось: что-то должно произойти.

И произошло.

Насмерть поругались секретарь партбюро Серегин и главный инженер завода Мусин. У них всегда были споры и разногласия по многим вопросам, но теперь дело дошло до прямого столкновения. Муслим всячески досаждал Дамеш, а вместе с ней и Сразу, которого постоянно привык видеть около девушки. Правильно или неправильно, но Муслим считал Ораза постоянным заступником Дамеш. Поэтому Муслим и принялся за Ораза, и с такой яростью, что его никак нельзя было удержать. Не было ни одного собрания, где бы он ни выступал с горячими речами насчет ловчил и зазнаек; никого Муслим не называл по имени, но тем не менее ясно намекал на Ораза и членов его бригады. И он бы, конечно, обрушил на злосчастного бригадира громы и куда большей силы, если бы не Серегин. Парторг всегда был настороже и не давал Муслиму развернуться. Муслим замечал это и старался заодно подставить ножку и парторгу. А так как из этого ничего не получалось, то Муслим сердился. Он очень рассчитывал на свою дружбу с секретарем горкома Базаровым, но еще больше на энергичность и непрерывность всех своих действий, «Капля камень долбит, и не силой, а частым падением»,— говорили древние. Если каждый день внушать всем окружающим, что парторг у нас интриган, что парторг запустил всю свою работу, то, пожалуй, кое- кого и убедишь в этом. И тут вдруг Муслиму неожиданно повезло, и помог ему в этом, как ни странно, Ораз.

На общезаводском собрании, когда завком вынес решение присвоить бригаде Ораза звание бригады коммунистического труда, сам бригадир вдруг встал и заявил, что отказывается от звания.

— Товарищи! — сказал он.— Работали мы в этом году плохо. Наши показатели не дают нам права на то высокое звание, которое нам предлагают. Конечно, я не теряю надежды на то, что мы в самом недалеком времени завоюем его по праву, но сейчас у нас нет этого права, и я требую, чтобы мое имя из списков было вычеркнуто.

Поднялся шум. Такого случая на заводе еще не было.

К несчастью, Серегин на собрании не присутствовал, а председательствующий Муслим поспешил закрыть собрание и сразу же позвонил секретарю райкома. О случившемся он доложил Базарову в самых резких и нетерпимых тонах.

— Это совершенно безобразное выступление,— сказал он,— только при нашем парторге и может быть такое. Ведь в результате создалось впечатление, что присвоить звание Героя ничего не стоит. Но, конечно, не а Курышпаеве дело! Он глуп и неразвит, хотя, к сожалению, коммунист. Дело в секретаре парткома Серегине, при нем только и возможны такие выходки.

Базаров, который хорошо помнил свой недавний разговор с Серегиным, ответил совершенно в тон Муслиму, — Да знаю, знаю я его! Неврастеник, псих! Он недавно устроил у меня в кабинете истерику. И как он может быть парторгом на самом крупном заводе республики? Вы правильно сказали. Это безобразное выступление, и я сделаю все выводы сейчас же.

И вот срочно собралось бюро райкома. На него вызвали Серегина. Сообщение делал Мусин.

— Мне очень тяжело,— сказал он,— докладывать вам об этом тяжелом и тревожном случае. Тут все странно и непонятно. Конечно, не следовало заносить

Курышпаева в список лучших бригадиров — работала его бригада слабо, с ленцой, звание это она, конечно, не заслужила... Но вот парторг почему-то решил присвоить это звание именно его бригаде. Да будет так! Не спорить же в самом деле с парторгом! Никто и не спорил, присвоили и присвоили. И тут сам Курышпаев вдруг сообщил собранию, что все это надувательство, кумовство и он вовсе не собирается в нем участвовать. Это не так глупо, между прочим, как может показаться. Ведь звание-то нужно заслужить, оправдывать и поддерживать каждый день упорным трудом, а то и непри- ятностей не оберешься. Так уж лучше и не надо его!

И вот Курышпаев, как парень смышленый, рассудил: без звания-то спокойнее! Но что сказать о парторге, который позволяет себе играть такими вещами?

Речь Муслима произвела на всех присутствующих тяжелое впечатление. После него слово взял Базаров и стал буквально громить Серегина.

— Серегин не справляется с работой,— сказал он,— не работу он ведет, а дешевую популярность себе завоевывает. Вот этот случай особенно ясно показал, как он воспитывает людей. Стоит подумать, может ли оставаться такой парторг на одном из самых больших предприятий республики.

Все это носило такой явно несправедливый характер, что ни второй секретарь горкома, ни третий не поддержали Базарова. По просьбе Серегина, решили вызвать Курышпаева.

И вот прямо из мартеновского цеха Ораза притащили на бюро. Он был очень спокоен, ответил на все заданные ему вопросы не волнуясь и не сбиваясь.

— Я отказался от высокого звания бригадира бригады коммунистического труда потому, что мы не заслужили его,— сказал он.— Не заслужил ни я сам, ни моя бригада. А принимать такое высокое звание, не имея на это права, я не считаю возможным, это страшно.

— Ах, тебе страшно? — спросил Мусин.— Чего же ты боишься?

— Многого боюсь,— ответил Ораз.— А больше всего боюсь получить то, чего не заслужил.

— Нет, вы слышите, Василий Федорович? — не сдерживая радости, закричал Муслим.— Ему страшно! Он струсил! И еще коммунист называется!

— Слышу,— скорбно сказал Базаров.— Вот до чего можно довести человека!

— Нет, он трусит! Ха-ха-ха! — заливался Муслим.— Вот орлов-то себе вырастил Серегин!

— Товарищ главный инженер,— второй секретарь постучал по графину.— Вы все-таки хоть немного сдерживайтесь! Это же бюро.

Дальше события развертывались так.

Базаров решил все-таки заставить Серегина признать, что он кругом виноват.

— Товарищ Қурышпаев, вы свободны, идите работайте,— громко и грустно объявил Базаров.