Темиртау - Зеин Жунусбекович Шашкин
Он спрашивал мягко, но настойчиво.
Пробормотав что-то, Дамеш быстро поднялась из- за стола и вышла в свою комнату. Ей надо было уже одеваться, скоро начиналась ее смена.
По дороге на завод Дамеш думала:
«Ну, конечно, он все уже знает. Он ожидал, что я расскажу ему обо всем, а я в молчанку сыграла. Нехорошо это все!»
Около ворот завода она встретила двух неразлучных друзей: Касымова и Базарканова, они о чем-то ожесточенно спорили. Базарканов был длинный и худой, а Касымов маленький и полный. Он кричал на Базарканова и махал на него руками, а тот только пожимал плечами. Один наступал и требовал, другой в чем-то оправдывался.
«О чем это они? — подумала Дамеш.— То их водой не разольешь, а то чуть не дерутся».
— Здравствуй, ты куда, Дамеш? — очень оживленно и даже радостно крикнул Касымов.
— Странный вопрос. Как это куда? На смену, конечно,— ответила Дамеш беззаботно, но сердце у нее почему-то дрогнуло. Неспроста он ее спросил!
Касымов пристально поглядел на Базарканова, тот отвернулся и стал ковырять землю носком башмака, Тогда Касымов с тревогой спросил Дамеш:
— А тебе разве ничего не говорили?
— О чем же? .
— Вместо тебя приказом главного инженера начальником смены назначен Базарканов.
— Безобразие,—смущенно сказал Базарканов,—я думал, что ты уже все знаешь.
Касымов обернулся к нему, хотел что-то сказать спокойно, но вместо этого закричал:
— Думал, думал! А что я тебе говорил? Что? Нет, он еще спорит! Разве можно было соглашаться? Дамеш, иди сейчас же в дирекцию и устрой там скандал, слышишь? .
Когда Дамеш вошла в приемную главного инженера, Лида печатала что-то на машинке. Увидев подругу, она взяла со стола какую-то бумагу и протянула Дамеш.
— Я тебе послала записку, чтоб ты знала,— сказала она.— Ты не получила разве?
Дамеш отрицательно покачала головой. Потом она прочитала приказ, бросила его на стол.
— Муслим у себя? — спросила она.
— Да, войди,— поспешно ответила Лида.
Муслим сидел за письменным столом и разговаривал с начальником мартеновского цеха. Увидев Дамеш, он поднялся, протянул ей руку и вкрадчиво сказал:
— Присаживайтесь, пожалуйста.
«У, лиса,— подумала Дамеш.— Теперь будет петлять и вилять».
Когда она села, Муслим спросил ее прочувствованней
— У вас разговор со мной?
Смотря ему в лицо, Дамеш ответила:
— Не. разговор, а спор.
Муслим улыбнулся.
— Как, вы еще недовольны? Очень странно! — и он с улыбкой, как бы ища сочувствия, обернулся к начальнику цеха.— Разве вы не поняли сами, что работать в цехе вам еще рано?
— Нет, не поняла. Я буду там работать.
— Вы будете там работать? — Муслим покачал головой.— Вот это называется женская логика!
Он опять покосился на начальника цеха. Но тот
молчал и смотрел на Дамеш.
Наступила долгая пауза.
— Ну, что ж,— сказал Муслим тоном человека, который исчерпал все доводы до конца.— Вольному воля, но иной работы для вас у меня нет.
— Вы не имели никакого права меня снимать,— со злостью сказала Дамеш и даже слегка ударила кулаком по краю стола.— Понимаете, не и-ме-ли... Не вы меня ставили на это место.
— Но если вы так думаете, то жалуйтесь,— спокойно посоветовал Муcлим.— Съездите в министерство и подайте жалобу. Но здесь разговаривать нам с вами бесполезно.
Отвернувшись от Дамеш, он обратился к начальнику цеха:
— Ну, как, Илья Савельевич, в цехе все сделано? Сегодня цех уже сможет нормально работать?
Дамеш, которая уже взялась было за ручку двери, остановилась.
— Ночная смена еще утром закончила все,— ответил начальник.— Не могу все же смолчать,—добавил он,— строго вы поступили, товарищ Муслим, с Сагатовой.
— Спасибо, Илья Савельевич! — крикнула Дамеш и выскочила из кабинета.
Она успела еще поймать злобный взгляд Муслима.
Идя по лестнице, она думала: «Нет, я не так поступила. Надо было прямо сказать: я знаю, почему вы меня преследуете! Но смотрите, не сломайте зубы... А я смолчала, трусиха я, вот кто».
Аскар прав, Муслима уломать не так-то просто. Трусливому человеку с такой змеей нечего связываться. «Неужели я трусиха? — спросила она себя и сейчас же ответила: — Нет, это не трусость, это рассудочность. Рассудок не дает мне свободу. Он мне мешает, он мне нашептывает: чего ты заносишься, девчонка? Что ты понимаешь в жизни? Зачем связываешься со стариком? Будь осторожна, не дерзи, не груби, и тогда все устроится само собой».
Дамеш приоткрыла дверь в партком и спросила:
— Николай Иванович, можно?
— Входи, входи,—сказал Серёгин.—Что-то ты уж больно вежливая стала. То «можно войти?», а то влетаешь, не спрашивая, и даже не здороваешься.
Дамеш вошла в кабинет и сказала:
— Вы уж, наверно, слыхали? Муслим снял меня е работы. Это что? С вашего согласия?
«Легко тебе говорить,— подумал Серегин.— Фор- мально-то Муслим как будто прав».
— Авария ведь была,— тихо сказал Серегин. .
Дамеш пожала плечами и отвернулась, чтобы скрыть слезы.
— А как я тебя предупреждал, помнишь? — спросил Серегин. Он вышел из-за стола и сел с ней рядом.— Говорил тебе: будь осторожна, каждый свой шаг проверяй, все делай сама. А ты что?
«Был такой разговор,— подумала Дамеш,— и даже не один, а несколько, я сама во всем виновата. Действительно, следовало вести себя во время смены по-хозяйски, быть внимательной, все проверять, а я всем верила на слово, вот и наказана».
Луч солнца, прямой, багряный, вырвавшийся из тучи, упал на лицо Серегина; и Дамеш вдруг увидела, какой Серегин худой и измученный, как побелели за этот год его виски. А ведь ему всего только сорок пять лет. Вот Аскару столько же лет, и пережил он куда больше, а выглядит лучше.
Серегин сказал:
— Ты, Дамеш, и в самом деле работала недостаточно хорошо.
Она хотела возразить, но он постучал ручкой по столу.
— Слабо, слабо ты работала. Тут и спорить не стоит. Мы тебя неплохо встретили, правда? Все, что ты захотела, мы тебе предоставили. Хотела в цех пойти — пожалуйста, захотела стать сменным инженером — ради бога; заикнулась о курорте — сразу же тебе путевку в руки. Поезжай, лечись, веселись, отдыхай. Так это мы тебе дали, мы, завод. А что