Темиртау - Зеин Жунусбекович Шашкин
Наконец в каком-то магазине он нашел телефонную будку, позвонил и спросил, в каком номере живет Сагатова.
Дежурная по коридору сказала:
— Одну минуточку, посмотрю.
Он услышал, как она открыла ящик и перебирала ключи. Наконец она ответила ему, но прибавила, что сейчас Сагатовой нет, ушла и когда вернется, неизвестно, но, пожалуй, лучше всего наведаться ему, эдак, часов в восемь.
Почему-то без всякой надежды застать Дамеш в номере он пришел в девять часов и, едва постучавшись, толкнул дверь и вошел. Дамеш сидела на диване и читала книгу. Когда он вошел, она несколько секунд неподвижно смотрела на него, как будто что-то соображая или припоминая, потом вскочила и пошла к нему навстречу с протянутой рукой. Он схватил эту руку и жадно поцеловал ее. Каир был страшно взволнован, он смеялся, суетился, говорил что-то быстро и отрывисто, Дамеш несколько секунд смотрела на него молча, а потом тихонько отобрала руки и сказала:
— У тебя такой вид, словно мы не встречались десять лет и ты вот-вот расплачешься от радости.
— А я ведь и, верно, пожалуй, заплачу,— сказал Каир, не желая замечать ее тона, ласкового и насмешливого одновременно.
Он снова взял ее руку — одну, другую, потом обнял за плечи.
Наступила минута молчания. Лицо ее было совсем близко, он чувствовал ее дыхание. Дамеш смотрела ему в глаза, глаза у нее ясные и чистые. Губы не смеялись и казались такими близкими и доступными. И тут глаза ее похолодели, потухли, и она слегка отодвинулась от него.
«Отпусти ее сейчас же, какое ты имеешь право на нее»,— пронеслось в его голове, и он силой заставляет себя отойти от Дамеш и сесть на диван.
— Когда же ты приехал? — спросила Дамеш. И хотя
голос ее был ровен и спокоен, он заметил, что она взволнована.
— Только что,— ответил он.
— Кто тебе сказал, что я тут?
— Сердцем почувствовал,— сказал Каир только для того, чтобы не молчать, и сам ужаснулся своему остроумию.
А Дамеш уже полностью овладела собой, и у нее опять невозмутимое лицо, спокойная и насмешливая улыбка.
— С ума сойти,—сказала она протяжно.—Вот никогда бы не подумала, что у тебя такое чувствительное сердце.
— Что, неужели не веришь?
— Сомневаюсь,— ответила она рассудительно.—Лучше рассказывай, что видел хорошего в Москве? Что привез оттуда?
Он хотел было начать рассказывать, но тут его взгляд упал на тумбочку, где рядом с книгой стояла бутылка шампанского и два стакана. Бутылка не раскупорена. Кто-то начал раскручивать серебряную бумажку на горлышке, да так и не кончил. Но ведь кто-то же принес ее сюда? Ведь стоит здесь эта проклятая бутылка для чего-то? Да... Наверно, ее опорожнят позднее... Гостиница большая, народу в ней много, из одного номера зайти в другой ничего не стоит даже в час ночи. Вот почему так растерялась Дамеш, когда он вошел к ней. Еще бы, сейчас зазвонит телефон, и ей придется говорить при нем.
— Что я видел хорошего? — тускло переспросил Каир. Он думал только о бутылке и двух стаканах около нее.— Да очень много,— слова не приходили ему в голову, и он тупо повторял: — Очень много, очень много хорошего. Все было хорошо.
Каир останойился, потому что слов больше не было.
И тут вдруг Дамеш встала с дивана, взяла бутылку и протянула ему: -
— Открой... Давай-ка спрыснем твой приезд.
— А хозяин бутылки что скажет? — хмуро спросил Каир. Он протянул руку, взял книгу, лежащую на столе, перевернул несколько страниц и отбросил ее обратно. Нет, книга как книга, какой-то переводной роман, все это отлично могла бы читать и сама Дамеш. Кстати, вот
и шпилькой ее заложена страница.— Ведь предназначалась же кому-то эта бутылка,— снова сказал он.
— Тебе, тебе она предназначалась! — улыбнулась Дамеш.— Только тебе! Ты хочешь знать, как она сюда попала? И почему здесь два стакана? Шел из ресторана сверху редактор «Советской Караганды» да и захватил с собой бутылку и стаканы. А я сказала, что настроения пить у меня нет. Он погоревал, погоревал, да и ушел, ну, а бутылку оставил здесь. «Придет к вам кто-нибудь, кто ближе меня, с ним вы и выпьете»,— сказал он.— Вот мы и выпьем ее с тобой. Можешь ты открыть эту бутылку?
Пробка полетела вверх, и белая сердитая пена упала на ковер. Каир осторожно налил доверху оба стакана.
— Ой, куда ты столько льешь? — закричала Дамеш.—Ну, разве только ради твоего приезда. Пьем за твои успехи, настоящие и будущие.
Каир опустил стакан.
— Нет уж, если ты не хочешь пожелать что-нибудь по-настоящему, то подними тост за исполнение моей давнишней мечты.
— Какой же именно? — спросил Дамеш, глядя на него очень прямо.— Секрет?
Он покачал головой, ему сразу стало жарко от своей храбрости. Тем не менее он собрался с силой и ответил так, как и следовало говорить о таких вещах:
— От тебя не секрет — моя мечта быть с тобой.
Но Дамеш как будто не поняла.
— Так вот ты со мной,— сказала она.
— Нет, не только сейчас, а вообще всегда. Всю жизнь!
Она отвернулась и покачала головой.
— С ума сойти! Нет, с таким тостом я не согласна.
— Почему? — спросил он тихо.
Она подумала.
— По многим причинам. Но прежде всего потому, что три года тому назад одна девушка, блондинка из Москвы, говорила примерно то же самое рослому загорелому парню, и, может быть, ты помнишь, что он ей ответил? Покопайся в памяти и вспомнишь! Нет, твой тост я ценю, но пить за него не буду. Давай лучше чокнемся за нашу встречу. .
— Джарайд!
Они стукнулись стаканами, посмотрели друг другу в глаза и разом опорожнили все до дна.
— Теперь рассказывай,— сказала Дамеш, отставляя бутылку,— что ты вынес с пленума? Говорят, были очень крупные разговоры? Тебе там не вправляли мозги?
Вопрос звучал как будто отвлеченно, но Каир сразу понял, о чем его спрашивает Дамеш. Конечно, с этого и надо было начать.
— Понимаешь, Дамеш,— сказал он.— Мы проглядели в своей работе самое главное — творчество. А ведь именно оно освободит нас от лошадиного пота. Решался вопрос о технике, какой она