Другая жизнь - Джоди Чапмен

Джоди Чапмен

Другая жизнь

Грегу и Роману, Реми и Вэлу

Ты никогда не задумывалась о том, что жизнь – это череда воспоминаний, прерываемая лишь мимолетным «сейчас», которое проносится до того стремительно, что порой и заметить не успеешь?

Теннесси Уильямс

Jodie Chapman

Another life

Copyright 2021 JB Creative Ltd

Published in the Russian language by arrangement with Madeleine Milburn Ltd and The Vaп Lear Agency

Russian Edition Copyright Sindbad Publishers Ltd., 2021

Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Корпус Права»

Издание на русском языке, перевод на русский язык. Издательство «Синдбад», 2022

* * *

Джоди Чапмен родилась и выросла в Англии. В течении двенадцати лет работала свадебным фотографом, после успешного дебюта в 2021 году романом «Другая жизнь» целиком посвятила себя писательскому труду. В апреле 2023 года планируется выход ее второй книги «О, сестра».

Джоди живет в небольшой деревушке в графстве Кент с мужем, тремя сыновьями и кошкой Энни Холл.

Незабываемая историяо любви во всех ее проявлениях.

Woman'sWeekly

Пронзительная история, полная ностальгии, невысказанной тоски и мучительного сожаления о совершаемых в жизни ошибках.

Бет Морри

О том, что происходит, когда на пути любви встает жизнь.

Daily Mail

Часть 1

2018

В первый раз ничего не вышло.

* * *

Утром, в канун Рождества, мой младший брат выбросился из окна своей манхэттенской квартиры. Пролетев семь этажей, он упал прямо в контейнер, засыпанный четырехфутовым слоем снега. Этот самый сугроб его и спас, изрядно смягчив падение. Метель не прекращалась всю ночь, и к утру снег, не успев заледенеть, был еще мягким. По той же самой причине брата нашли только три часа спустя, когда уборщица вошла в пустую квартиру и обнаружила, что окно распахнуто настежь. Семь этажей, четыре фута снега, три часа неподвижности и неба перед глазами. Не самая выигрышная комбинация, как ни крути.

Мне позвонили ближе к вечеру, незадолго до того, как в Лондоне начинается час пик. День прошел за бесконечными совещаниями в душных переговорных, напрочь лишенных окон. Надежды успеть на поезд раньше восьми у меня не осталось, и я уже представлял, какой скандал ожидает меня дома. Но тут в стеклянную перегородку постучали, и Джеки поманила меня к себе. «Ник, беда», – сказала она, когда я высунулся в коридор, и протянула мне телефон. Я схватил его, не обратив внимания на дверь, со всего размаха ударившую меня по плечу.

Когда я двенадцать часов спустя вошел к брату в палату и увидел его, окруженного мониторами, перед глазами тут же возникла картина из детства: вот мы с ним, совсем еще мальчишки, играем в доктора и больного – наматываем на запястья красные шерстяные нитки, которые стащили из маминой сумочки со швейными принадлежностями, и прикрепляем их к картонным коробкам. Мы старательно воспроизводим больничные звуки: протяжный, низкий писк приборов, неутешительные прогнозы врача, рыдания жены больного. И вот, спустя почти тридцать лет, мы вновь затеяли эту игру. Только на этот раз приборы пищат взаправду и никто не плачет.

– Ну и видок у тебя, – сказал он.

Я кивнул.

– А Тилли где?

Сэл отвернулся к окну.

– Мы расстались.

Мне сказали, что он раздробил себе всю нижнюю часть позвоночника. И теперь парализован от пояса до самых кончиков пальцев. Выжил чудом. Ходить уже никогда не сможет. Доктор произносил эти слова бойко, будто вызубренный перед походом в магазин список продуктов.

Но каждое из них пулей вонзалось мне в сердце.

Когда Сэла наконец выписали, я перевез его домой, на Манхэттен, и обустроил ему в гостиной новую спальню. Отсюда открывался лучший вид во всей квартире – не на кирпичные стены и не на убогие окошки в чужую жизнь. Мне вспомнилось, как он любил подолгу смотреть на небо, когда мы были маленькими. Как мы проводили летние деньки на полях за домом, лежа в высокой траве и наблюдая за самолетами, как порой, сидя в машине, наблюдаешь за каплями дождя на оконном стекле, делая ставки, какая из них стечет вниз первой.

Выяснилось, что если слегка развернуть новую кровать, то в окно, между высотками, Сэлу будет виден кусочек неба. Я так и сделал.

Я пропустил обратный рейс и пробыл в Нью-Йорке почти четыре месяца. Иногда мы с Сэлом смотрели телевизор, иногда – играли в карты, а порой просто сидели и молчали, будто ожидая чего-то. Я никуда не выходил из квартиры, пока не придет уборщица и не подменит меня. Первые дни я подумывал отказаться от ее услуг, но Глория быстро стала моим спасательным кругом, шансом глотнуть свежего воздуха и увидеть хоть что-то кроме стремительного увядания моего брата.

Я приноровился просчитывать все заранее. Приучил себя плотно закрывать все окна в доме, а если уж открыл одно, всегда стоять рядом. Риски пожара от этого возрастали, но все равно они были существенно ниже, чем вероятность рецидива. Я выбросил бритву и, впервые почти за десять лет, отрастил бороду. А еще избавился от ремней, надежно спрятал ножи, приучил себя терпеть головные боли. Полагаться на волю случая в моем положении не приходилось.

Я забрал у Сэла мобильник – теперь он лежал либо на полке в комнате, либо на кухне. Он просил его редко, но я все равно следил за тем, чтобы телефон не разряжался – на случай, если он вдруг передумает.

По меньшей мере раз в день трубка разрывалась от звонков Тилли. Сэла они, казалось, нисколько не интересовали, и через несколько недель, когда мобильник в очередной раз зазвонил, я и вовсе отключил звук. На экране появилась ее фотография – кокетливо оголенное плечо, драматичный взгляд несчастной инженю – зная Тилли, нетрудно было догадаться, что она сама выбирала этот снимок. Я смотрел на нее и кипел от ненависти, борясь с желанием разбить экран вдребезги. Но терпеливо дождался, пока вызов завершится.

Однажды вечером, под конец особенно напряженного дня, за который мы с братом не перекинулись ни единым словом, я схватил с кухонного стола вибрирующую трубку, отошел подальше от двери в гостиную и нажал «ответить».

– Чего тебе?

– Mon amour[1]. Сальваторе, милый мой, бедняжечка! – Ее голос с заметным акцентом как