Лиственницы над долиной - Мишко Кранец

причем весьма важные, и будет в них упоминаться мое вконец обесславленное имя. Конечно, не избежать нам при этом и бесценных нравоучений.

При виде их Мета мигом испарилась. Теплые лучи утреннего солнца заливали лестницу, по которой спорщики поднялись в дом. В открытую дверь и сквозь окно с разноцветными стеклами снопы солнечных лучей ворвались в сени.

Алеш Луканц стоял у окна в комнате священника — в его канцелярии — и оттуда поглядывал на Петера и Яку, пока те спорили за церковью. Он решил сегодня же отправиться дальше — его тянуло в Подлесу, хотелось поскорей встретиться и поговорить с Минкой — ему и присниться не могло, что в действительности творилось с его избранницей.

— Этот уж, во всяком случае, сладко спал и выспался, — кольнул художник активиста, когда они со священником шумно вошли в комнату. Сняв пелерину, священник положил ее прямо на письменный стол, туда же швырнул и свой черный четырехугольный головной убор — принадлежность сана.

— Если уж можно кому позавидовать, — ответил Алеш Луканц столь же язвительно, — так это тебе: с утра пораньше, натощак ты забавляешься с невинными ангелочками в святилище красоты. И если вдобавок священник Петер отпустил тебе грехи, тебе следовало бы тут же пожелать смерти: твои ангелочки сразу бы слетелись к тебе.

— Ангелочки! — воскликнул священник Петер. — Как бы не так. Вместо ангелочков он рисует фабричных девчонок. Но ради бога — хватит препирательств. Не люблю я эту старую словенскую привычку. Небеса достаточно просторны для всех, кто пожелает туда попасть и, конечно, того заслужит. И тебе, Алеш, эта милость не заказана.

— Охо! — воскликнул Алеш и сложил руки, словно собираясь молиться, — каким же это образом, дружище? Там, на небе, слишком хорошо осведомлены о тех, кто всей душой предан партии. Надеюсь, ты не помышляешь о моем отступничестве? Или, может, в небесах открыли резервацию для коммунистов, какие в Америке существуют для индейцев?

— Бог теперь смотрит на вещи широко, без предрассудков, — вмешался Яка.

— Он терпелив и беспредельно милостив, — сказал священник Петер убежденно.

Яка подмигнул Алешу, тихонько посмеиваясь, а вслух сказал:

— Если папе римскому станут известны твои речи, он тебе покажет! Сдается мне, ты и твой словенский бог во время бессонницы и на эту тему дискутировали!

Священник наморщил лоб и сурово сдвинул седые косматые брови. Но, подавив в себе раздражение, по-детски прямодушно ответил:

— Что поделаешь, раз он, как и я, не может уснуть. Не знаю, есть ли в Ватикане какой другой бог или нет. Только уж, во всяком случае, он не такой, каким ты его намалевал у лиственниц над долиной. Хотя, скажу я тебе, и святой Франциск, и святой Августин, и святой Фома, и святая Терезия — все по-своему видели бога.

— Вот-вот! — Яка обеими руками ухватился за предложенное объяснение, словно за нитку разматывающегося клубка. — Ведь каждый ребенок знает, что посещающий тебя бог — это самый обыкновенный краинский горьянский бог и что жители каждой словенской области, будь то хоть Приморье, Штирия, Доленьская, Рибница или Прекмурье, имеют своего бога, еще более крестьянского, чем этот твой, у которого индустрия отнимает людей — он потерял бы их куда больше, если бы наши земляки не были такими упрямыми. Поэтому здешний бог отличается широтой взглядов. Он не клерикал.

Дверь комнаты с грохотом распахнулась. Мета на огромном жестяном подносе принесла завтрак: кринку с молоком, чашки, ложки, нож, каравай хлеба и горный мед с собственной пасеки Петера.

— Что, не можешь с места подняться и закрыть за мной дверь? Не чувствуешь, что ли, какой сквозняк? — набросилась она на художника, которому до сих пор не могла простить, что он в юности обманул высокочтимого бога, а заодно и ее брата, который дал парню образование. Она обращалась с ним как с работником. Смутившись, Яка оглянулся на священника и Алеша, но тут же рассмеялся и весело сказал:

— Двери хотят, чтобы следом за тобой в комнату вошла частица весны, а может, еще и бутылочка. Ты вместо этого приносишь одну слякоть.

Мета ничего не ответила, хотя никогда перед ним в долгу не оставалась. На этот раз она обратилась к Алешу, который по-прежнему стоял у окна:

— А ты все еще тут околачиваешься? Что, снова пришел обещать нам рай на земле? Теперь, когда мы уже десять лет живем как в аду…

— Колючая ты, Метка, — воскликнул Алеш, едва переводя дух. — Сама виновата, — добавил он с улыбкой, — слишком меня избаловала, когда во время войны за мной, раненым, ухаживала.

— Если бы мне, несчастной, тогда голову не заморочили! — громко воскликнула Мета.

— А ты не жалей, — сказал Яка. — Поступок самаритянина искупает грехи нескольких тысяч дней, а может, и всей жизни! А что касается рая — Алеш, ведь ты и вправду обещал нам его, и вот Мета, так сказать, в соответствии с твоими обещаниями приносит нам чистейшего, ну просто пастеризованного молока, годного для новорожденных, не хватает только соски! — Он обернулся к священнику и добавил: — А о водке, похоже, хозяйка забыла. Если бы она не захватила только стаканчиков, это еще можно было бы простить, но я что-то и бутылки не вижу. Придется тебе прибегнуть к утаенному запасу, дружище!

Услышав последние слова, священник покраснел и сказал сестре, вконец расстроенный:

— Ну как ты могла, дорогая сестрица!

Алеш словно стал вспоминать:

— Такого, Метка, не случалось, когда мы приходили к вам в титовках[3] с красными звездами. А домов священнослужителей, где нас так хорошо встречали, было очень, очень мало!

— Звезды мне всегда были не по душе! — проворчала Мета.

— Кроме вифлеемской, — заметил Яка.

Тем временем Мета расставила на столе посуду и выбежала из комнаты, чтобы окаянные парни ее не поддразнивали. Потому что, как бы она ни злилась, в действительности ей было приятно, что Алеш не забыл их с братом и что этот непутевый художник Яка, заблудшая душа, гостит у них в доме.

Но сегодня она чувствовала себя больной и несчастной. А Петер и не подозревал об этом. Приоткрыв двери, он крикнул ей вдогонку:

— Мета, сестрица, принеси нам все-таки водочки, старой, покрепче. Уж сегодня-то ее Яка заслужил.

Довольный, он обернулся к гостям в твердом убеждении, что сестра выполнит его просьбу, и весело сказал Алешу, взглядом указывая на Яку:

— А у него получилось. Когда я на него поглядывал, мне даже казалось, будто это прежний старательный мальчонка, живущий в наших горах, которого бог и я прочили богу в наместники на земле, мне в наследники. Я прямо расчувствовался. Лишь конфитеор он слишком сократил, пришлось