Меркьюри - Эми Джо Бернс

Ее мама, Рут, была медсестрой и, чтобы покрыть все их семейные расходы, работала, помимо долгих дневных дежурств, еще и сверхурочно. Добираться до больницы ей было далеко, зато жилье в Меркьюри сдавалось дешево.

– А что, здесь вполне можно и задержаться, ― сказала мать Марли, когда они только приехали в городок. Для уроженок Запада «задержаться» обычно означало год, ну, может быть, чуть дольше.

Рут любила рассказывать Марли обо всех диких выходках, что она проделывала в юные годы. Как, например, автостопом добиралась до фестиваля фолк-музыки в Ньюпорте или как выкрасила волосы в синий цвет. Теперь она ни в коем случае не пропускала сроков оплаты счетов и постоянно держала возле микроволновки старую жестяную баночку из-под кофе с мелочью, чтобы дочь утром всегда могла взять оттуда деньги на школьный ланч. Рут крайне редко ходила на свидания и никогда не сетовала по этому поводу. Она все так же слушала пластинки Стиви Никс[8] и отчаянно пела в кулак, как в микрофон, ее знаменитый хит Rhiannon. И Марли восхищалась матерью ― за ее решительность, за прозорливость, за ее способность снова и снова упрямо начинать жизнь с нуля.

История их жизни до приезда в Меркьюри мало отличалась от многих подобных ситуаций: молодая мать-одиночка, отец, не пожелавший остаться. В каждом городе их всегда манило новое начало. Для Марли ее мать была богиней, которая никогда не уставала, которая обладала неиссякаемым источником любви и нежности к своему чаду и которая любила устраивать совместный поздний ужин перед телевизором с большой миской попкорна.

Марли никогда бы не решилась в открытую признать, что мечтает обладать самыми что ни на есть приземленными вещами, этакими признаками оседлой жизни: собственным почтовым ящиком, к примеру, или читательским билетом в местной библиотеке. И ее постоянно влекло к дому Джозефов, где было множество вещей, которые не так-то просто сложить в машину и перевезти. Так что ради общения с Рут, королевой всех женщин на земле, и Элизой, правившей, казалось, всеми мужчинами вокруг, Марли готова была ужинать дважды в день.

Стояло жаркое душное лето ― с Vision of Love Мэрайи Кэри по радио, с ночными ток-шоу Арсенио Холла[9] по телевизору и с постоянными перебоями с электричеством из-за аномальной жары. Когда пролетел июль, в течение которого Марли вечерами обжималась с Бэйлором на пассажирском сиденье «Шевроле», девушка впервые пошла в церковь вместе с Джозефами.

Пригласил ее туда Шэй.

– Можешь сесть там со мной рядом, ― сказал он. ― И посчитать, сколько раз священник скажет слово «грех».

Когда они друг за другом вошли в зал ― Мик во главе процессии, а Крошка Шэй рядом с Марли замыкающими, ― прихожане, пропуская, расступились. Они разместились на скамье во втором ряду, вшестером заняв места для пятерых. Кондиционер приказал долго жить, и Элиза сделала себе из церковного бюллетеня веер. Собравшись изрядным числом, все в зале начали потеть.

Загаданное слово пастор произнес, естественно, намного больше, чем один раз, и Шэй на спинке передней скамьи сделал ноготком соответствующую отметку. Так же больше, чем один раз, Элиза остановила дергающееся колено супруга и даже прихватила Мика под руку, дабы тот не вставлял в проповедь собственных измышлений. Марли пыталась встретиться взглядом с Бэйлором, однако они вошли в церковь в таком порядке, что между ними в итоге оказался Уэйлон. Она чувствовала, как Бэй, грузно опустившись на мягкое сиденье, весь надулся. Так он и просидел от самого начала мессы, весь офферторий с принесением даров и сборами пожертвований и до благословения в завершение службы.

Как только Элиза выбралась в проход между скамьями, ее окружила стайка дам, благодаря за кассероль, которую она завезла недавно в церковь, за библейские чтения для женщин, которые она лично организовала, да за зимние пальто, что она пожертвовала местному приюту. Твердой ладонью Элиза приложилась между лопатками Марли, заставив девушку тоже низко поклониться.

– А теперь позволь представить тебя моей лучшей подруге Энн, ― сказала миссис Джозеф, легонько похлопав по плечу стоявшую справа от нее женщину.

На Энн было льняное платье в стиле Лоры Эшли[10], а волосы убраны заколкой со стразами. Выглядела она так же стильно, как Элиза, хотя и без малейшей респектабельности. Энн крепко прижала к груди сложенные кисти рук, словно замерзала там, где все прочие потели, это видно было без сомнений.

И это оказалась та самая женщина, ссорившаяся с Миком, которую Марли видела тогда в парке.

– Ты пресвитерианка? ― спросила ее Энн. Голос у нее был, точно у зарянки, прилетевшей подрызгаться в птичьей поилке.

Мик стоял в отдалении, вперив отчужденный взгляд в противоположную сторону.

– Я… даже не знаю.

Растерявшись, Марли не нашлась, что и ответить. Мама объясняла ей, что принадлежат они к Церкви Святого Духа Утешителя[11], а это означает, что по воскресеньям они могут спокойно отсыпаться. Марли никогда не была истовой христианкой и вообще не испытывала особых религиозных чувств. Но когда колокол над ними мерно отбил полдень и все в церкви замерли, потрясенные его мощью, девушка впервые в жизни прониклась высшим всепрощением, которое может предложить религия человеку, обремененному какой-то мрачной тайной, и подарить ему небольшую передышку от постоянной, гложущей нужды.

Бэйлор, впрочем, не испытывал как будто ни малейшей тяги к вере. Не перемолвившись с ней почти ни словом в церкви, он уже поздним вечером, когда солнце скрылось за горизонтом, внезапно нарисовался у дверей ее квартиры. Бэй отвез Марли на холм, откуда открывался отличный вид на бейсбольное поле, и без лишних церемоний полез ей ладонью под блузку.

Марли задержала его руку. Жадный блеск в глазах Бэйлора напомнил ей о том алчущем чувстве, что настигло ее утром в церкви, когда все молились под псалом 51[12] и просили Господа даровать каждому из них чистое сердце. Бэйлор чего-то хотел, это было очевидно. И Марли больше не была уверена, что желает того же самого.

– Чего ты хочешь, Бэйлор?

Парень откинул назад голову, и Марли не смогла разглядеть его глаз в темноте.

– В смысле?

– Скажи мне, что ты хочешь.

Он попытался рассмеяться в ответ, но лишь закашлялся.

– Я хочу именно того, о чем ты и сама, поди, догадываешься.

– Я думаю, это не так.

Марли склонила голову набок, выжидая. Мать учила Марли, что люди чаще всего говорят не то, что думают на самом деле. «Ты здесь