Глубокая печаль - Син Кёнсук

Но что случилось с ней? Сегодня Ю Хэран увидела в ней невероятную усталость и полнейшую пустоту.

– Вы больны?

Молчание.

– Ынсо?

– Да, я больна.

– Но где?

– Сердце болит, и еще есть температура… – Ынсо опять замолчала и прикоснулась к своей шее.

– А еще?

– Что-то застряло в горле и теперь болит, затрудняя дыхание. И все звенит в ушах…

– А голова?

Молчание.

– Разве не звенит в голове, когда ходишь? Разве не слышны какие-то странные, доносящиеся издалека звуки, не мерещатся ли странные видения? Трудно даже переварить стакан молока… Не правда ли?

Ынсо улыбнулась.

– Это с вами происходит, потому что вы никому ничего не рассказываете и все держите в себе. Если все это терпеть и копить в душе, ничего хорошего не получится. Даже лекарство тогда не поможет.

Если рассердился – надо выплеснуть гнев, если есть что рассказать – расскажи, а не стонать, стиснув зубы. Если не выражать всего того, что на душе, душа начинает болеть. Это подавленные эмоции начинают разъедать наши органы.

Молчание.

– Если у вас есть что сказать, не держите в себе, говорите.

Молчание.

Ынсо посмотрела на Ю Хэран.

«Говорить то, что хочешь сказать? Есть то, что нельзя вынести наружу… То, что навсегда вонзилось в сердце, то, что я хочу сказать Сэ.

Хочу сказать ему, что люблю, что слишком поздно осознала это. Хочу рассказать ту историю про ночного летчика, которую он когда-то сам рассказал мне. Сказать ему, что он – это моя родина, что он в моей жизни стал местом, где я могу преклонить голову, но я… – тут Ынсо снова склонила голову, – но я ничего не сделала для него, поэтому не имею права открыться.

Нет, кое-что я сделала для него. Но было бы лучше, если б я и вправду ничего не делала для него. Что сделала для Сэ? Заставляла ждать. Заставляла ходить. Ничего не позволяла делать. Игнорировала и мучила, а в итоге раздвоила его. Сейчас он уже не раздвоен, и как же я теперь могу сказать ему, когда он отвернулся от меня, что люблю?!»

Так думала, но так и не решилась все высказать, а Ю Хэран просила проводить ее до машины, но Ынсо не слышала, тогда гостья затормошила ее:

– Что? Не проводите меня?

А поскольку Ынсо даже после этого не сдвинулась с места, Ю Хэран снова затормошила ее:

– А? – только тогда Ынсо накинула шаль и вышла за гостьей.

Чувствуя свою вину перед Ынсо за то, что оставляет ее одну на улице, она, отъезжая, несколько раз обернулась: Ынсо стояла не колыхнувшись.

– Идите домой! – несколько раз крикнула Ю Хэран, но та продолжала стоять.

Со стоянки уже выехала на дорогу, но Ынсо все стояла, и Ю Хэран помахала рукой, та тоже помахала. Доехав до ворот, остановила машину и с болью стала наблюдать за Ынсо, стоявшей вдалеке, – только спустя какое-то время та развернулась к подъезду. Ю Хэран все смотрела ей вслед: она медленно шла, иногда поднимая взгляд на набухшие почки гинкго и изредка на весеннее небо.

Хотя раньше Ю Хэран сомневалась, сможет ли Ынсо работать на телевидении, та справлялась без особых проблем. Было видно, что занятие не доставляло ей особой радости, но тем не менее трудилась она весьма усердно. Нет, даже не то что бы просто работала, а старалась работать много. Именно поэтому Ю Хэран стала считать, что Ынсо особо и не была увлечена своим делом. Она видела, что иногда Ынсо так старалась загрузить себя делами, что казалась беспокойной. Это беспокойство прямо шлейфом следовало за ней.

Ынсо исчезла из вида, и Ю Хэран подъехала к кафе «Орхидея», где ее ждал Сэ.

В задумчивости открыла дверь кафе:

– Ынсо отпустила все. Отпустила то, что всеми силами пыталась удержать. То, что она старательно загружала себя работой, было тоже попыткой удержаться – отсюда-то и исходило постоянное беспокойство, – это состояние на грани срыва. Но сейчас она все это отпустила.

Глубокая весенняя ночь.

Ынсо вдруг поднялась на кровати и прислушалась: ей показалось, что кто-то зовет ее, и включила светильник. Она так резко вскочила, испуганная чем-то, что разбудила Сэ, спавшего рядом с ней.

– Что случилось?

Ынсо поправила отброшенное одеяло, укрыла им Сэ и вышла в гостиную.

Сэ достал сигарету и закурил.

В кафе Ю Хэран посоветовала ему, пока не поздно, обратиться к психиатру.

– К психиатру? – Сэ оторопело посмотрел на Ю Хэран, но та с упреком проговорила:

– Черт побери, что вы с ней сделали? На мой взгляд, она впала во фрустрацию. Думаю, тут не обошлось без какого-то шока. Что же надо было такого сделать, чтобы она вот так, в один миг, превратилась в старуху?!

«В больницу? Как же я ей скажу, что надо поехать в психиатрическую больницу?» Сэ вспомнил про Ису, ему казалось, что, если бы рядом был ее брат, он бы обязательно как-нибудь да помог. Мужчина потушил в пепельнице сигарету и вышел следом, недоумевая, что она могла делать в гостиной, но вдруг услышал, как Ынсо зовет его. В удивлении приостановился:

– Зовет меня? Не ослышался ли я?

Ынсо снова позвала его, и этот зовущий голос был так свеж и легок, что узнал в нем прежнюю Ынсо. Как же давно не слышал от нее своего имени.

Когда вышел из спальни, Ынсо стояла около горшка с орхидеей.

– Она расцвела!

Сэ подошел ближе и увидел, как на стрелке между листьями только-только расцвел желтый цветок.

– Я услышала во сне, как распускается цветок!

«Услышала звук цветения?» В свете лампы Сэ сначала посмотрел на прозрачный желтый цветок, а потом на такое же желтое лицо Ынсо.

Как не зацветет и капризный нарцисс, если в него не вложишь всю душу, так и орхидея не цвела целых три года, но, наконец, может быть, от заботы Ынсо, вдруг зацвела. Тонкие листья орхидеи были сочными и зелеными. Между этими, без единого пятнышка, молодыми зелеными листьями виднелись только что появившиеся цветочные тычинки, от которых исходил нежный, едва уловимый аромат.

Они вернулись в спальню. Сэ хотел выключить светильник, как Ынсо что-то пробубнила.

– Что ты сказала? – Муж придвинулся вплотную и переспросил еще раз. – Что ты только что сказала? – Мужчина прислушался и с трудом распознал, что пробормотала Ынсо.

– Не выключай свет.

– А что? Ведь слишком светло.

Ынсо положила на грудь Сэ голову и закрыла полностью оплывшие