Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина
Саввиди Исак был очень покладистым, работящим парнем. Чуть ли не на следующий день после свадьбы, он принялся за расчистку участка, на котором он планировал за год построить свой дом, потому как не приличествовало жить примаком при семье жены.
Молодые родители Христопуло, выбрали его крестить свою совсем недавно родившуюся дочь Кицу-Кириакицу.
– Ну, теперь совсем стали родственниками, – многозначительно говорил Илия, наливая вина в стакан кума на крестинах дочери. Теперь мы – не разлей вода, правда кума? – обращался он к Ксенексолце.
– К тому все шло, – кивала головой та, качая в руках крестницу, – не зря же столько лет с Роконоцей хлеб-соль делили.
Роконоца улыбалась, хлопоча за столом. Золовка ей помогала. Она была в черной косынке, знак скорби по матери. Семья тяжело переживала потерю маленькой, незаметной, мягкой, любящей жены и матери. Все соседи, включая Роконоцу любили Марию. Роконоца жалела, что не посчастливилось пожить с ней в качестве невестки. Уж, как бы она ей угождала!
Сегодня, майским вечером, в гостях, как всегда, были родные Илии. Уже добрых три часа все они, включая ее отца, Пантелея, благообразного старичка с бородкой, свекра – Кокинояни, седовласого и рыжебородого, его сыновей Кирилла и Михаила, и моложавые родители Исака – Иван да Мария, ели, пили и танцевали под кеменже греческие танцы. Янко, Иван и Пантелей засели за низким круглым столом во дворе, около небольшого цветника и азартно играли в карты-скамбил. Слышны были их карточные споры, взрывы смеха и изредка русский вперемежку с греческим мат: у кого-то шла не та карта. На дворе было тепло и уютно. Дом их был на краю села, совсем рядом журчала горная узкая речушка, за ней почти сразу поднималась гора у подножья заросшей кустами черники. А выше – густой зеленый лес во всей красе завершающегося заката. Цвел каштан и в воздухе носились дурманящие весенние запахи.
Праздновать они собирались допоздна: крестины как-никак. Около Исака лежали кеменже и смычок. Илия нет-нет-любовно погладит инструмент, подергает струны: он был большой знаток греческих песен, которые исполнялись под этот старинный понтийский инструмент. Он ждал удобного момента, когда можно будет в очередной раз попросить Исака сыграть музыку на его любимые песни. Хотелось петь, но сам он никогда не начинал – ждал, когда кто-нибудь попросит. Долго ждать не приходилось. Все любили его сильный голос и благозвучное пение. Обычно к нему присоединялась сестра Кица, но после недавней смерти матери и брата она все еще воздерживалась петь, считала это грехом.
Солнце медленно уходило за гору, сразу спустились сумерки. Семья Христопуло все сидела, не желая расходиться. Наконец, крякнув, уже отрезвевший от вина, которое он выпил сегодня немыслимое количество, Красный Паника встал:
– Ну, что ж, как бы у тебя, Пантелей Фанайлиди, не было хорошо, – сказал он, шутливо, но веско, обращаясь к хозяину дома, – да пора и честь знать!
– Сидите, еще вся ночь впереди, – ответил гостеприимный свояк. Он искренне любил всех Христопуло и рад был лишний раз посидеть, поговорить, вспомнить молодость. С самим Красным Паникой любому было за честь провести время. Но Паника показал глазами на Роконоцу:
– Пора, дочь твоя еле держится, заморилась за нами здесь прислуживать. А у нее дите малое, да небось ночью неспокойное. Давайте, парни, пойдем!
Сыновья уже и сами поднимались. Скаля зубы и подшучивая друг над другом и над отцом, они встали, пожали Пателею и Исаку руки, поклонились женщинам и, балагуря с Кицей вышли за калитку. Следом поднялись и родители Исака. Их тут же за оградой поджидала лошадка с тарантасом. Старик Пантелей пошел всех проводить до перекрестка.
Раконоца вздохнула. Радостно отметила про себя, отметив, что все прошло хорошо, все родные Илии и Исака явно довольны. Они с Ксенексолцей быстро убрали со стола, обсуждая последнюю новость, которую узнали за столом: Кирилл женится на девушке из соседнего села, которую однажды видела Ксенексолца в церкви. И теперь она описывала ее внешность Роконоце.
– А какая она, как я могу знать, – ответила она на ее вопрос. На лицо видная, а на характер посмотрим, какоженим Кирилла.
– Интересно, твой брат Хамбо, намного старше Кирилла, а не женится…
– Так ему лень; невесту-то надо искать, – ответила Ксенексолца, – что ты не знаешь Хамбо? Работает с большой ленцой. Наш председатель колхоза «Красный садовод» все время недоволен им. Ох, мы и хохотали, когда все собирали табак в колхозе, а он, что ты думаешь: ногу на ногу, под стогом улегся. У него ж обычно все перекуры затяжные. Вдруг видит, председатель Фотиади появился на арбе. Тут он так подскочил, как ужаленный, и ну – за работу так усердно, лучше всех! Председатель даже похвалил его. А мы прямо – таки давились от смеха. Мимика и жесты Хрисаны – Ксенексолцы были так уморительны, копируя брата – лентяя, что Роконоца, живо вообразив эту картину, смеялась, закатывалась от рассказа подруги так звонко, что, наверное, христопульские слышали ее смех на подходе к своему дому на другой улице.
– Ох, подруга, аж скулы свело. И как это тебе удается? Никто так не умеет насмешить! – Роконоца вытирала слезы уголком своего фартука, стараясь унять судорожные смешки.
– А разве я что-то особенное сказала? – последовал невозмутимый вопрос тонюсеньким детским голосом. Роконоца фыркнула, еле сдерживая смех.
– Ну, хватит, сколько можно? Бедный Исак, бедняга, наверное, смеется целыми днями. Смотри, может грыжа от постоянного смеха появиться.
– Да, это да, посмеяться он любит, – заметила совершенно безразличным голосом Ксенексолца.
* * *
Как ни ревновал Илья свою красавицу – жену, но все же он нашел возможность отправить ее, вместе со вторым, уже трехлетним, сыном Хариком в Севастополь, к ее сестре отдохнуть и полечиться. Наступило лето, пора летних каникул, и старшие дети вполне самостоятельные могли оставаться дома, и помогать деду вовремя кормить скотину, поливать огород. Так что Роконоца, наконец, смогла поехать повидаться с сестрой.
Наталия, по возвращении, рассказывала, как хорошо они с Хрисуллаки, так она ласково называла старшую сестру, провели время. Какой прием ей оказывал брат Георгос, живший недалеко от сестры! Женат он был на богатой гречанке, отец ее, Иван Василиади, занимался торговлей рыбы. Двое сыновей Георгиса были совсем малыши. Все было замечательно в этой семье тоже. Везде у них в домах дышало достатком. Особенно
