Причуды старика - Флойд Делл
Сам он считал стряпню чем-то неизбежным, но не заслуживающим внимания. Он всегда предпочитал простые кушанья, но теперь научился хвалить то блюдо, на какое Мэбль затратила максимум времени. Она гордилась своим уменьем делать какой-то особенный торт; в состав его входили самые разнообразные продукты, а когда Мэбль принималась за приготовление этого торта, кухня принимала устрашающий вид. Натэниел находил, что на вкус он ничего особенного не представляет — торт, как торт; пожалуй, Натэниел предпочитал «покупные» пирожные, но добросовестно ел и хвалил.
Что же касается хаоса в кухне, то Мэбль презрительно отклонила предложение Натэниела помочь ей после обеда мыть посуду. Это ее обязанность, мужчине нечего делать в кухне! Он почувствовал облегчение, потому что питал болезненное отвращение к грязной лохани для мытья посуды. Однажды она разрешила ему вымыть посуду, и он старательно вытер каждую тарелку перед тем, как опустить в лохань с водой.
— Что ты делаешь? — со смехом спросила Мэбль. — Боишься запачкать воду?
На этот шутливый вопрос он очень серьезно ответил:
— Да, боюсь!
Она поняла, что уж ему-то, во всяком случае, не место в кухне.
Он шел в гостиную, курил сигару и поджидал Мэбль. Наконец она приходила в крохотном, обшитом кружевами фартучке, который обычно висел в кухне на гвозде. Садилась на диван и начинала рассказывать о том, что случилось за день, передавала все сплетни, какие слышала от соседей. Он завидовал ее способности интересоваться другими людьми, их радостями и горестями и главным образом их болезнями. Сам он не чувствовал к этому ни малейшего интереса. Иногда он переставал ее слушать, отвлекался и думал о своем; но так как она по нескольку раз повторяла одно и то же, то он мог не опасаться, что пропустит какую-нибудь важную деталь. Постепенно он привык не слушать ее рассказов и погружался в мечты, когда она повествовала о том, что делается у соседей.
В конце концов не в эту Мэбль был он влюблен, а в ту, другую, которую впервые увидел во время свадебного путешествия. То была прелестная девушка, и никто не знал ее, кроме него.
Мало-помалу его начинали раздражать ее рассказы, скрывавшие и искажавшие образ той Мэбль, которую он любил. Когда часы били десять, он говорил:
— Пора спать, Мэбль.
— Да, дорогой мой. Одну минутку — я только довяжу этот ряд. Ты можешь запереть парадную дверь.
3
Радостная новость, о которой Мэбль собиралась поведать мужу на ухо, открылась ей однажды утром в приступе тошноты. В тот же вечер она сообщила мужу и добавила, что послала за матерью. Приехала м-с Спэнг и начала суетиться в доме в то время, как Мэбль жаловалась на тошноту и недомогание. Натэниел был глубоко растроган ее беспомощностью и страданиями и не понимал, как могут обе женщины относиться к этому так спокойно. Казалось, тошноту они считали чем-то естественным и неизбежным. По его мнению, они ошибались. Где-то он прочел о том, что женщины некоторых диких племен легко переносят беременность, и сообщил об этом Мэбль и теще. Теща в ответ улыбнулась и заявила, что Мэбль — не дикарка, а цивилизованная леди.
Натэниел рискнул заметить, что тяжелые и жирные кушанья могут ей повредить, но, по мнению тещи, «Мэбль должна была есть теперь за двоих». После этого он уже никаких замечаний не делал. В голосе его тещи слышалось презрение к нему, как к невежественному самцу. Видимо, это было женское дело, в которое ему не следовало вмешиваться.
Конечно, около Мэбль должна была находиться женщина, которая бы за ней ухаживала, и естественно, что Мэбль обратилась к матери. Тем не менее Натэниела это раздражало — раздражало тем сильнее, что Мэбль словно вернулась в лоно семьи Спэнгов: все ее родные женского пола — замужняя сестра, тетка, кузина, невестка — поочереди ее навещали, приносили пирожные и конфеты. Комнаты для гостей всегда были битком набиты. Дом словно перестал быть его домом. Натэниелу казалось, что сам он сделался каким-то случайным придатком. А Мэбль как будто уже не была больше его женой, и он видел в ней одну из Спэнгов.
Втайне он их ненавидел за то, что они так беззаботно относятся к ее положению. С болью отмечал он, как она изменилась. Мэбль очень подурнела; бедняжка нимало не была в этом виновата, но все-таки… если бы он знал, как плохо отразится беременность на ее здоровье, как пожелтеет ее кожа, какой безобразной сделается ее фигура… если б он знал — что тогда? Что мог бы он сделать? Должно быть, — ничего. Все это было неизбежно. Должно быть, так бывает всегда. Был и у них месяц счастья — медовый месяц. А теперь все кончено. Ничего не оставалось делать, как примириться с неизбежным… А Натэниел привык подчиняться судьбе; несомненно, он и на этот раз сумеет подчиниться.
Осенью этого года он явился к своему патрону, отказался от места в конторе и заявил, что снова хочет быть коммивояжером. По его мнению, он плохо справлялся с новой работой. Просьбу его удовлетворили, и, попав в старую колею, он успокоился. Ему приятно было повидать старых клиентов и он заметил, что и они рады увидеться с ним. Теперь он с подлинным участием расспрашивал их о здоровье, детях, домашних невзгодах; с большим вниманием выслушивал их мнение о президенте Гайесе, о биметализме, о железнодорожной забастовке и восстании в Питсбурге. Кроме того, теперь благодаря поездкам у него было время помечтать и даже почитать о звездах. И домой приятно было возвращаться на день, на два или даже на неделю. Он понял, что у него нет задатков семьянина, но Мэбль не должна была этого замечать.
Ребенок родился весной, и это событие, происшедшее в присутствии Натэниела,
