Восставшая из пепла - Николай Ильинский
Немцы в ярости открывали на его голос огонь, пули дробили кирпичи в стенах, крошки и пыль сыпались на головы бойцов. В рукопашном бою Сидоренко не было равных: он разбрасывал фашистских вояк по углам, как тряпки. И Званцов досадовал, что никак не мог добраться до штаба, чтобы написать соответствующую бумагу о присвоении командиру роты Василию Федоровичу Сидоренко воинского звания «лейтенант». «Вот остановим этих тевтонских псов-рыцарей, — думал он, — и я пойду в штаб…» Однако остановить противника было нелегко. Отстреливаясь из каждой зияющей дыры, образовавшейся в стенах в результате взрывов бомб и снарядов, бойцы батальона медленно, поливая кровью метр за метром, вытеснялись превосходящими силами гитлеровцев в сторону крутого берега Волги.
Ни Александр, ни оставшиеся в живых бойцы батальона не знали, что Гитлер поставил перед 6-й армией Паулюса очередной срок для взятия Сталинграда — 25 сентября, но на себе чувствовали ожесточенную бомбежку и обстрел из всех видов оружия. Старшина Сидоренко с несколькими бойцами своей роты встретил в небольшой полуразрушенной комнате дома целый взвод немецких солдат. Завязалась рукопашная схватка, ибо стрелять было невозможно — был риск попасть в своих, по этой же причине невозможно было и взрывать гранаты. Была настоящая резня, сверкали в руках лезвия кинжалов, слышались крики и стоны. Старшину, как свора бешенных собак, облепили солдаты в зеленой форме. После того, как кровавая сеча закончилась, Верочка с трудом вытащила из-под битого кирпича и щебенки тяжелое тело старшины. Он, не открывая глаз, глухо стонал от боли.
— Василий Федорович! — склонился над ним Званцов, — ты слышишь меня?
— Слышу, — тихо прошептал Сидоренко, было видно по его лицу, как трудно ему было даже шептать, — передай… — это слово он произнес четко, приоткрыл окровавленные губы, тут же смолк, и голова его опрокинулась набок. Верочка кинулась щупать пульс — его не было.
— Умер! — с ужасом крикнула она, зарыдав. — Василий Федорович, старшина!..
— Что просил передать перед смертью Сидоренко и кому, останется тайной, — сказал Званцов.
— Никакой тайны, — погладила Верочка своей маленькой рукой большую кисть руки Сидоренко, — у него жена и дети остались… Он просил им передать, что… что… — она опять стала вытирать рукавом гимнастерки набежавшие на глаза слезы.
Схоронили старшину в небольшом дворике, между домами. Благо земля здесь оказалась податливой, без камней, можно было без труда выкопать углубление.
— Потом его похоронят в братской могиле, — снял каску и склонил голову над невысоким холмиком свежей земли лейтенант Степанков и вдруг добавил: — Прощай, старшина, и не грусти, мы скоро встретимся…
— Не каркай! — рассердился лейтенант Угаров, но тут же смягчил гнев: — Об этом лучше не думай… Каждому свое на роду написано… Война нам самой судьбой уготована, так что…
Прислонившись к стене дома легко раненный в плечо Жигалко громко читал «Отче наш». В другой обстановке Александр наверняка пожурил бы солдата за публичное чтение молитвы. Воспитанному со школьной скамьи в духе, как тогда любили повторять вслед за Лениным, воинствующего атеизма, ему любая молитва резала слух. Но теперь Александру стало даже обидно, что он не запомнил ни единой строки из молитвы Господней, которую, провожая его в армию, читала мать Анисья Никоновна. Каракулями она даже написала эту молитву на листке бумаги и сунула ему в карман. Но вот где теперь этот листок, Александр не знал — сколько уже он сменил гимнастерок, в кармане одной из них листок матери, видимо, так и остался, о чем Званцов теперь откровенно пожалел.
— Прошу к столу! — вдруг услышал комбат голос лейтенанта Свирского, прыгнувшего из проема окна с фляжкой и плитками шоколада в руках. — Вернее, помянем Василия Федоровича, хороший был старшина… Я видел там, в комнате… Столько фрицев он уложил!.. Я начал считать и бросил…
— Не только старшину Сидоренко, помянем всех погибших, — согласился Званцов, принимая из рук Свирского фляжку. — Комдива полковника Сологуба, капитана Держакова, лейтенанта Максимовского, рядового Агеева и всех, всех… несть им числа…
Временами во время ожесточенных схваток один и тот же дом переходил из рук в руки красноармейцев и немецких солдат. И трудно было определить, где проходила огненная линия, разделявшая враждующие стороны. Иногда встречались бойцы других советских воинских частей. В одном из боев Званцову попался на глаза незнакомый капитан, раненный в обе руки. Он был весь в пыли и грязи.
— Наш? — неожиданно и не к месту спросил Александр.
— Ну а чей же! — удивился капитан.
— Я имею в виду нашу 112-ю дивизию?
— Нет, я из 13-й гвардейской стрелковой дивизии Героя Советского Союза генерал-майора Родимцева Александра Ильича… Слыхал о таком?
— Кто же Родимцева не знает!
— Стряхните с меня пыль, черт возьми… Я не раз «приземлялся» в воронки, прятался в развалинах, на меня пикировали «Юнкерсы», понимаете, на меня одного… Вот сволочи!
Верочка стряхнула с гимнастерки капитана пыль, бинтом вытерла лицо, перевязала раны.
— Теперь я до своих доберусь, — улыбнулся капитан, — а то подумают, что пропал без вести или еще что-нибудь… Меня завалило кирпичами… Пока выбрался, сами понимаете, без рук тяжело, смотрю, наши уже тю-тю… Попробуй в этом бедламе разберись, куда они направились…
— Теперь весь город — место боя, от берега Волги до Мамаева кургана, — вздохнул Званцов.
— Был и на Мамаевом, сказал капитан. — Вот где резня!.. Оттуда весь город, как на ладони… А над городом, будто мухи, немецкие и наши самолеты. Немецких, к сожалению, больше…
Подошел с перевязанным плечом рядовой Жигалко. Заложив указательный палец в правое ухо, долго тряс им. Вынул палец, прислушался.
— Или я оглох, или что? — обратился он к Званцову, выглядывавшему на пустынную и там-сям дымящуюся улицу.
— Ты не оглох, Жигалко, не оглох, — комбат и сам внимательно прислушивался.
Грозная тишина, наступившая внезапно, тревожила его. Неспроста фашисты отошли и затаились. Так уже не раз бывало. После затишья вспыхивал новый огневой шквал, возобновлялся новый натиск противника, рвущегося к крутому берегу Волги, под откосом которого находились основные силы защитников Сталинграда, штаб и командный пункт командующего 62-й армией Василия Ивановича Чуйкова.
— Может, нам сблизиться с немчурой, — плечом толкнул Александра капитан.
— Тебе только и сближаться, — горько усмехнулся Званцов. — Скажи еще, что в рукопашную пойдешь, — глянул он на забинтованные руки капитана.
— Да, угораздило, — вздохнул капитан, — хоть бы одну руку задело, а то сразу обе… Как назло!
— Кстати, что вы капитан, видно, а как фамилия? Моя — Званцов Александр Афанасьевич.
— Петров! Петров я, Петровых на Руси, если собрать, выйдет не одно ополчение… А звать меня Михаилом Васильевичем, может, не забудете…
В
