Бессмертная степь - Иса Капаев
Плано Карпини писал о том, как кипчаки делают могилы: «Они тайком идут в поле, удаляют там траву с корнем и делают большую яму и сбоку этой ямы делают яму под землёй» (куда кладут покойника — И. К. ).
Конечно, своими глазами Карпини не видел, где и как делается могила, не видел этого и Гильом Рубрук, но зато он, наверное, единственный, которому показали свеженасыпанный курган: «Команы, — пишет он, — насыпают большой холм над усопшим и воздвигают ему статую, обращённую лицом к востоку и держащую у себя в руке перед пупком чашу... Я видел недавно одного умершего, около которого они повесили на высоких жердях 1б шкур лошадей — по четыре с каждой стороны мира...»
Ногайцы приняли мусульманство в эпоху Золотой Орды, некоторые племена ещё ранее, но не всегда они были рьяными приверженцами новой веры. Пережитки прежних верований сохранялись долго. Нетрадиционно для ислама они приносили обильные жертвоприношения, ублажали жиром жертвы огонь, огнём очищали от скверны людей, исцеляли заклинаниями, из поколения в поколение рассказывали предания о творениях всемогущего Тангри, хозяина воды, земли, о всемогущем хозяине всех святынь кие, о холодящем душу царстве теней Сульдере. Их имена не произносились всуе, их силы суеверно боялись, и не задумываясь об истинном предназначении, ногайцы пели о них в песнях.
«
Глава третья
ЯЗЫК - ФАКЕЛ ЖИЗНИ
Выдающийся поэт современности Олжас Сулейменов, один из первых тюркских исследователей в тогдашнем СССР, основываясь на изысканиях русского ученого И. М. Дьяконова и собранном им лексическом материале ( книга «Языки древней Передней Азии», 1968), в своей нашумевшей книге «Аз и Я» [17] попытался «установить культурное родство шумерского с ныне живыми тюркскими языками». Он честно признаётся, что и до него были учёные, пытавшиеся найти эту близость (ссылаясь на Хоммеля). Последователи же поэта, не оценив его научный подвиг, без всякого стеснения начали шумериаду от своего имени. Так, не отдавая должного первооткрывателю, эпигоны опубликовали свои бесцеремонные сочинения в Махачкале, Черкесске, Казани, Чебоксарах, Нукусе.
Тогда, в 1975 году, для того чтобы заявить: очернённые всей мировой наукой тюрки -кочевники стоят у колыбели цивилизации,- требовалась недюжинная отвага, это было опасно. Советские корифеи науки были ошеломлены этой дерзостью. Поэтому совместно с партийными идеологами они принялись нападать на первую, наиболее уязвимую часть книги. При этом вторая, к сожалению, вообще осталась в тени. А я бы назвал её гениальной.
Не сомневаюсь, что многие тюркские учёные в то время понимали огромное значение «Шумер- наме» — так называется вторая часть, но из-за жестокого преследования партийного руководства боялись даже ссылаться на неё в своих работах. Удивительно то, что традиция умолчания продолжает жить и в эпоху гласности. Я усматриваю в этом личные амбиции новоявленных учёных, которые хотят предстать перед своими читателями первооткрывателями в этом вопросе и, если упоминают о сочинении О. Сулейменова, то ограничиваются снисходительной оговоркой. Так, уважаемые мной карачаево-балкарские учёные К. Т. Лайпанов и И. М. Мизиев в довольно оригинальной книге «О происхождении тюркских народов» упоминают «Аз и Я» единственной фразой: «Говоря о смысловом тождестве шумерских и тюркских слов, О. Сулейменов справедливо отмечает: «Совпадение форм и смыслов — системны, и потому не случайны». И это — всё! Такой подход говорит о том, что мы не умеем ценить открытия собственных тюркских ученых. И пренебрежительное отношение проявляется не только к результатам их трудов — порой у нас обходят стороной исторические и даже этнические связи с целыми народами.
Ногайцы, пожалуй, более других испытывают такое отношение на себе. Мне кажется, это пережитки тоталитарного режима. Российские ученые-тюркологи должны понять, что только восстановив историческую преемственность своих народов в последнем тысячелетии, возможно установить логическое подтверждение связи современных тюрков с предшествовавшими культурами. Непоследовательные поиски языковых связей тех же карачаевцев, балкарцев, кумыков не только с шумерами, но и со скифами, аланами, булгарами без учета всего тюркского ареала могут привести к однобокости.
Если говорить об этнической наследственности, то не сохранившие тюркской родовой структуры карачаево-балкарцы, кумыки, гагаузы, казанские татары — без богатейшего набора родовых этнонимов, которым обладают только ногайцы, без своего эпоса (ногайцы единственные среди названных народов сохранили эпос о кочевом образе жизни), без признаков кочевого быта, имеющихся лишь у ногайцев, — никогда не обоснуют последовательный переход к истории кочевников раннего периода. Попытка игнорирования ногайцев в связи с историей кипчаков привела того же Мурада Аджиева, учёного, не лишённого исследовательского дара, к абсурдным заключениям. Разве, чураясь своего отца, можно установить, кто твой дед или прадед?
Я пытаюсь понять, отчего же столь упорно игнорируют ногайцев тюркские соседи.
Первое, что приходит в голову, — историков удручает современное состояние ногайского народа: униженное, почти раздавленное в цивилизованном ХХ веке.
У ногайцев, кумыков и карачаево-балкарцев почти на 95 процентов совпадает словарный состав языков. В недавнем прошлом эти живущие по соседству друг с другом народы, будучи совсем малочисленными, входили в государственные образования, в которых преобладали ногайцы — и в Золотую Орду, и в Ногайскую Орду, и в Крымское ханство. На протяжении многих веков ногайцы сохраняли все древние традиции тюрков, живших в западной части Евразии. О ногайцах сохранилось такое количество исторических документов, какого нет ни у одного из перечисленных народов.
Отсюда вторая мысль: если заговорить о ногайцах, напомнить о связях с другими народами (а они точно есть), то участие этих других в этнокультурной интеграции на таком огромном пространстве сразу померкнет. Традицию этнического наследования ногайцев с половцами, печенегами, гуннами и скифами установить даже легче по территориальному принципу и по внешним признакам, которых не только западные тюрки, но и ни один другой народ, оспаривающий наследственность, не сохранил (к примеру: осетины — скифы).
В различных византийских, римских, арабских, иранских документах и скифы, и гунны, и печенеги, и половцы называются «живущими в войлочных шатрах», «пьющими кумыс и конеядами». Ни один народ на Северном Кавказе не ест конины, не пьёт кумыса. Русские два века старались уподобиться французам, перенимали тонкости этикета, одежды, учились языку — всё постигли, вот только не смогли заставить себя употреблять в пищу устриц. То, что претит генетически, представляет собой самый устойчивый запрет. Все признаки древних кочевников сохранились до ХХ столетия у ногайцев, башкир и астраханских, сибирских, оренбургских (степных) татар и, конечно, у казахов и каракалпаков, некогда составлявших с ногайцами единый этнос.
Возвращаясь к родству
