Людоед - Александр Юрьевич Сегень
— Назо-о-он, — простонала Регина. — Дай поспа-а-ать.
— Рыжая, ты только послушай!
— Ну что еще-о-о?
— Слышишь? В бильярд кто-то играет.
— Отвали, это дождь, дай поспать!
Но она уже проснулась и стала прислушиваться. Как только в очередной раз ударили шары, резко села в постели.
— Ты тоже слышишь? Не один я?
— Слышу, конечно. Что за байда! Не могут у нас быть общие глюки. О, опять! Хренотень какая-то! Что за сволочь к нам проникла?
— Это даже смешно, — пробормотал Назар, хотя смешно ему нисколько не было. — Пролезть в чужой дом, чтобы играть в бильярд. Надо, блин, спуститься. Айда вместе!
— Не помешает что-то прихватить, — разумно посоветовала Регина.
В спальне имелся медный кувшин с длинным, как у цапли, горлом, Назар им вооружился, взяв за горло, и получилась увесистая дубина.
— Я схвачу кочергу от камина, — сообразила Регина. — Только ты, Спецназик, иди первым.
Тихо-тихо ступая, они вышли из спальни и стали спускаться по лестнице, стараясь оставаться невесомыми. Стук бильярда не прекращался, по мере приближения становясь все отчетливее. Едва кончилась последняя ступенька, Назар стукнул по выключателю, зажегся свет, Регина сиганула к камину и схватила кочергу. Вооруженные, они застыли, глядя на то, как мирно спит бильярдный стол. В некоторых лузах, как в советских авоськах продукты, тяжело свисали шары, другие матово светились на изумрудном сукне, два кия пересекали стол поперек.
— Ну и как это понимать? — спросила Регина.
— Ты меня спрашиваешь? — ответил Назар и пошел вокруг бильярдного стола, заглядывая под него — вдруг там обнаружится устройство, которое можно дистанционно включать и оно выдает запись стука шаров. От Регины, конечно, можно что-то такое ожидать. Но уж слишком сложный розыгрыш. Он остановился и внимательно на нее посмотрел.
— Свет был выключен, — сказала она. — В темноте играли?
— А главное, шары и кии, — промолвил Белецкий. — Я точно помню, что шары были уложены в ящик, а кии стояли в своих гнездах. Ты ночью не спускалась их покатать?
— Даже если так, то зачем мне два кия? Но я и не спускалась.
— А тебе не кажется, что попахивает табачком? — принюхался Назар.
— Нет, не кажется, — ответила Регина, основательно и долго пошмыгав ноздрями.
— Мне, значит, уже мерещится. Слушай, может, нам вообще на хрен съехать из этого дома?
— Дело не в доме. А ты точно складывал шары и кии?
— Точно, вот так, как обычно. — И Белецкий поставил кии в специальный стояк с гнездами и принялся складывать шары в фанерный ящик.
— Постой! — взвилась Регина. — Отпечатки пальцев!
Он замер на шестом или седьмом шаре.
— А что отпечатки? Вызовем дактилоскописта? И как мы ему объясним?
— Никак, просто заплатим, и все. Кстати, интересно, сохранились ли его отпечатки пальцев? Хотя что я спрашиваю, дура! Еще как сохранились, на жандармской карточке.
— Не дури, Рыжая. Призраки не оставляют отпечатков.
— А точно ли сей вопрос изучен, Назарей?
— Регин, подумай, о чем мы тут с тобой толкуем!
— Но мы же оба слышали перестук шаров. Стоп! Слушай, Наз! Отличная идея! Мы будем на каждом шаре писать фамилию очередной сталинской жертвы, а ты будешь забивать в лузу. Как тебе это?
— Жесть!
После бильярдного переполоха они нескоро уснули, а когда Назар проснулся, сценаристка Шагалова уже увязла в компьютере, и первое, что сказала, было:
— Он обожал бильярд! Я уже все изучила. Его тренировал сам Чемоданов!
— Чемоданов? — зевнул Белецкий, недоумевая по поводу необычного утра. — Что еще за клоунская фамилия?
И Регина стала подробно рассказывать об увлечении Сталина бильярдом, о том, как при нем даже проводились всесоюзные соревнования и бильярдистам присваивали звания мастеров спорта, кто из ближнего круга играл и с каким успехом. Она говорила и говорила, и, лишь когда ненадолго умолкла, он поспешил вставить:
— А что там с флейтой? Она, что ли, сегодня не манит нас в темные чащи?
— Назик, погоди с флейтой! — отмахнулась вечно в любви ненасытная любовница. — От серии к серии ты время от времени будешь этак импозантно подходить к столу, брать кий и забивать шары. А на шарах будут красиво написаны фамилии: «Эйзенштейн», «Шумяцкий», «Довженко» и так далее, в зависимости от того, о ком серия. Не слышу громких и продолжительных оваций!
— Браво, Регина Альбертовна! — захлопал в ладоши Белецкий. — Бис! Вау! Куул! Оу, май год! — Он перестал аплодировать. — У меня тоже есть суперская идейка. — И рассказал про то, как он будет в образе Сталина.
— Шикарно! — оценила Шагалова, тотчас нашла в макбуке фотографию в клетчатом шарфе, стала сличать. — Конечно, ты не очень похож, но это и неважно, не обязательно, чтобы ты был Геловани.
— Геловани?
— Который с тридцатых годов всю жизнь Сталина играл в кино. Но придется подкорнать твои изумительные волосы.
— Отрастут потом. А цвет волос? Не надо красить?
— Нет, Сталин был не вполне черноволосым, чуть чернее тебя. У него в волосах присутствовала рыжинка. Она и Светке передалась, та вообще рыжая, как я. А Аллилуева как раз чётенькая брюнетка. Значит, рыжина от него передавалась. И срочно отращивай усы и бородку, как у него в молодости. Надо бы еще нарыть его молодых фоток. Вот, к примеру, смотри, какой он без усов и бороды вообще смешной юнец. Может, с такого образа начнем?
— Нет, только с того, который в шарфе! Первое мое появление должно вызывать не «хи-хи», а «ого». И от серии к серии я буду трансформироваться от молодого Кобы до генералиссимуса и под конец — старика. Так это... Что с флейтами?
— Они сегодня молчат, можешь отдыхать. Завари нам кофе. А молодого Кобу мог бы великолепно Джонни Депп сыграть, только стариканчику уже под шестьдесят. Жалко, упустили!
Вскоре они завтракали возле безжизненного камина, над которым по-прежнему висел сангиновый Сталин образца начала тридцатых годов, слегка ироничный, слегка надменный, не знаешь, что он скажет в следующую секунду. Красивый и умный восточный сатрап. Деспот. Тиран.
— И вдобавок людоед... Что же все-таки было ночью? — задумчиво промолвил Белецкий.
— Обыкновенный коммуникативный полтергейст,