Том 4. Счастливая Москва - Андрей Платонович Платонов

И. А. Федорову, – писатель дает ему вымышленное имя – Сергей Семенович Пучков; будет сокращены и переписаны многие сцены рассказа, вызвавшие на обсуждении резкую критику; снижается идеологическая напряженность стиля: «Ему было злобно (стало: „обидно“. – Н. К.), что он не знает науки, не ездит в поездах с электричеством, не видел Мавзолея Ленина (стало: „Москвы“. – Н. К.)…»; «Радио теперь заиграло. С обмиранием сердца слушали люди в деревянной избе далекую роскошную (стало: „увлекательную“. – Я К.) жизнь» и т. п.

После переработки Платонов вернет рассказу название «Жизнь в семействе». На публикацию рассказа в журнале «Колхозные ребята» Платонов откликнется письмом в редакцию, в котором скажет, что доработка и переработка его рассказа более походит на «брак», и напомнит, что он «категорически требовал снять рассказ и не печатать вовсе» (Литературное обозрение. 1937. № 6. С. 61).

В новой редакции рассказ будет опубликован в 1940 году. В настоящем издании печатается первая редакция рассказа, не увидевшая свет в 1936 году.

Фро*

Впервые: Литературный критик. 1936. № 8.

Сюжет «Фро» (первое название «Дальний Восток») разрабатывался в начале 1936 года также в киносценарной форме, где главная героиня имела имя Арфа-Марфа; несколько иной была и биография любимого мужа Фро, железнодорожника Федора, который был осужден, сослан на Дальний Восток, оправдан и вернулся к любимой жене (киносценарий «Воодушевление, или Пусть нам завидуют боги»).

Рассказ в апреле читали в «Новом мире» (поступил в редакцию 14 апреля) и возвратили Платонову. Он предлагал «Фро» также в альманах «Год Девятнадцатый», однако и там рассказ не приняли: поступил 20 апреля, вернули автору 29 мая (см.: РГАЛИ, ф. 622, on. 1, ед. хр. 12).

Очевидно, что смущали в рассказе не только всегда странные платоновские герои, но главным образом издевательская пародия на одно из ведущих направлений в работе Союза писателей конца 1935 – начала 1936 года по созданию народных песен. Этой работой занималась секция эстрадной драматургии, с 1935 года начал выходить журнал «Клуб», где постоянно печаталась писательская продукция для рабочих и колхозных клубов. На совещаниях звучало, что народные песни для народа создавать трудно, к тому же народ их не поет, да и создавать их некому, принимались обязательства и т. п. Репертуар «хора затейников» в рассказе представляет многотрудную работу секции музыкальных драматургов по созданию советских песен «радости», которые «бормочет» и под которые вслед за затейниками мучается «ради радости» платоновский народ. Слова «песен» Платонов позаимствовал из формальных элементов многообразных моделей «производственных» и «народных» песен о «счастливой» и «веселой» молодежи, созданных на рубеже 1935–1936 годов: «Марш воздушного комсомола», «Марш железнодорожников», «Марш веселых ребят», «Капитаны воздушных морей», «Песня водолаза», «Песенка о капитане», «Жить стало лучше», «Песня парашютистов» и т. п. Соревнуясь, поэты писали песни на одни и те же темы, отсюда десятки песен с одним названием для железнодорожников, летчиков, водолазов, капитанов. В песне о елке, реабилитированной в СССР накануне 1936 года, предугадано и это направление работы советских поэтов-песенников.

Гурвич, посвятивший рассказу «Фро» отдельную главу, проницательно заметил, что Фро, как и автор рассказа, любит совсем другие песни и другие мелодии, которые совсем не случайно пронизывают все повествование: «слабые голоса» природы, «скромную мелодию» губной гармоники мальчика. И вывод: «В этом рассказе вопрос о том, какая сила победит в жизни, Платонов не оставляет открытым. Победит тихая песня мелкой, ничтожной птички, сколько бы ни душила ее общественная трудовая жизнь. Скромная мелодия мальчика-музыканта есть музыкальное повторение рассказа „Фро“, именно эта мелодия спета в нем и Платоновым» (Воспоминания. С. 400). Все писавшие о «Фро» современники Платонова видели идеологический порок рассказа в том, что автор не нашел соединения личного и общественного в жизни советских людей и написал апологию мещанства. «Вольно или невольно, автор как бы утверждает, что революция, общественные интересы, долг губят, подавляют любовь. Такая идея рассказа делает талантливый рассказ реакционным», – писал А. Бек в 1952 году в рецензии на первый посмертный сборник Платонова (РГАЛИ, ф. 1234, оп. 17, ед. хр. 773).

Река Потудань*

Впервые: Платонов А. Река Потудань. М., 1937.

Первые записи к рассказу появляются в записной книжке 1936 года среди набросков к произведениям современной железнодорожной тематики. В одном из них – «Рассказ об отце (1919 г.): негорящие спички» (ЗК. С. 183) – обозначен вектор движения к переосмыслению финала судьбы главного героя романа «Чевенгур» Саши Дванова в русле общей концепции «возвращения» в рассказах 1936 года. В 1936 году Платонов предлагал рассказ в журнал «Знамя», рассказ был отклонен редакцией с краткой резолюцией: «Рассказ не пойдет. В архив».

Рассказ, давший название книге, вызвал шквал погромной критики. Платонова обвиняли в извращении сущности социалистического гуманизма, в ревизии христианства, в неверной трактовке темы любви: «Под прикрытием внешнего правдоподобия, а нередко и без этого прикрытия автор настойчиво, от рассказа к рассказу, навязывает нашей современности чуждые ей конфликты, нашим людям – несвойственные им страдания и „радости“. <…> Что можно найти верного и привлекательного в той обывательской „человечности“, с точки зрения которой здесь решаются все эти вопросы, в этом воспевании аполитичности и маленькой личности, либо вечно одинокой, либо находящей радость в слиянии с себе подобной, в идее жизни, „повторяющейся по кругу“?» – вопрошал критик Б. Костелянец о трудном пути Никиты Фирсова к дому и любимой жене. Для автора статьи «Фальшивый гуманизм» в жизненной проблеме героев «Реки Потудань» проявилось упрямое следование Платонова «дурным традициям декадентской и индивидуалистической литературы» (Звезда, 1938. № 1. С. 255, 256).

В декабре 1937 года к литературной критике присоединились представители рабочей критики, участники обсуждения книги «Река Потудань» в ЛГ: «Мне казалось, что автор галлюцинирует. Непонятно, почему Фирсов, герой рассказа, участник гражданской войны, так безнадежно покорен каким-то болезненным теориям? Скорее так любить может неврастеник, хлюпик, а не сын народа. А ведь общеизвестно, что „никто на свете не умеет лучше нас смеяться и любить“» (См.: Воспоминания. С. 419).

Семен (Рассказ из старинного времени)*

Впервые: Красная новь. 1936. № 11.

Первые названия – «Старинное время», «Вся жизнь». С 1927 года Платонов постоянно возвращался (в письмах и записных книжках) к замыслу написать рассказ из своего детства, делал наброски. Биографическими чертами наделен и мальчик Семен, как и автор, старший в многодетной рабочей семье. В 1936 году вопросы детской литературы постоянно обсуждались в ССП, новое направление детской литературы определялось принятой концепцией народности советской литературы и отказом от вульгарно-социологической концепции истории России.

Не без оснований критик Гурвич увидел во втором названии («Рассказ из старинного времени») идеологическую диверсию