Том 4. Счастливая Москва - Андрей Платонович Платонов

– стремление Платонова провести свое «порочное» мировоззрение под флагом борьбы с вульгаризаторами русской истории, списав все свои идеологические грехи на дореволюционное время: «Это, как с самого же начала предупреждает автор, „рассказ из старинного времени“, то есть рассказ, освобождающий автора от необходимости принести своим героям избавление, намечать их светлое будущее»; «Нетрудно убедиться, что Семен – это все тот же, единый во всех произведениях Платонова, мальчик-сирота, проявляющийся в разных рассказах лишь под разными именами или безыменным, как в „Нужной родине“» (Воспоминания. С. 374).

Через десять лет о рассказе «Семен» выскажется редактор В. Ермилов, причислив опубликованное им в 1936 году произведение к «клеветническим рассказам» Платонова: «Надоела вся манера „юродствующего во Христе“, характеризующая писания Платонова. <…> И разве не является своеобразным гиньолем эта химера, выдуманная А. Платоновым, – этот страшноватый мальчик-старичок, изрекающий детскими устами отвратительно пошлую „мораль“! И мальчиков таких мы тоже встречали в декадентской литературе… Да и у А. Платонова в его довоенных рассказах попадались страшноватенькие дети – вспомним рассказ „Семен“, где изображен мальчик, вообразивший себя женщиной, домашней хозяйкой. Он носит женский фартучек и вообще представляет собою маленького психологического уродца. Советский народ дышит чистым воздухом героического ударного труда и созидания во имя великой цели – коммунизма» (Воспоминания. С. 473).

Любовь к Родине, или Путешествие воробья*

Впервые: Неделя. 1966. 8-14 мая.

Первые названия – «Тверской бульвар», «Путешествие воробья». Центральная идея рассказа сформулирована в записной книжке 1936 года: «Рассказ „Тверской бульвар“ – о воробье, унесенном ветром в рай и возвратившемся оттуда» (ЗК. С. 187). В 1936 году Платонов предлагал рассказ (под заглавием «Путешествие воробья») в московские журналы. В возвращенную журналом «Знамя» машинопись он впишет новый финал, строки которого комментируют и подтверждают базовую в его эстетике оппозицию жизни и искусства: «…положил скрипку и заплакал, потому что не все может выразить музыка и последним средством жизни и страдания остается сам бедный человек» (РГАЛИ, ф. 2124, on. 1, ед. хр. 83, л. 24).

Старик и старуха*

Впервые: Знамя. 1937. № 5. Печатается по первой публикации.

Набросок к рассказу появляется в записной книжке 1935 года (см.: ЗК. С. 161); в рассказе город Покров будет заменен на Крест, перенесенный из неоконченного рассказа «Черноногая девчонка»; из этого же рассказа будут взяты и некоторые биографические детали для образа старика (опубл.: Творчество-2000. С. 282–287. Публикация Е. Колесниковой).

А. Гурвич оценил рассказ как самый яркий пример авторской патологии, эротомании, психологического и идеологического разложения писательской манеры Платонова: «Мертвая старуха, мертвый мальчик, половая близость стариков – все это под флером умилительной, проникновенной человечности» (Воспоминания. С. 404). После 1937 года рассказ никогда в СССР не переиздавался; впервые – на Западе (см.: Платонов А. Старик и старуха. Потерянная проза / Сост. Ф. Левина. Мюнхен, 1984).

На заре туманной юности*

Впервые: Новый мир. 1938. № 7; под названием «Ольга»; сб. «На крутом уклоне» (М.-Л., 1938); под названием «На крутом уклоне» (в сокращении).

Рассказ был подвернут сокрушительной критике в рецензии в июльском номере журнала «Новый мир»: «Разочарование вызывает рассказ Андрея Платонова „Ольга“. Снова и снова увлекает в нем автора излюбленный мотив обреченности. Четырнадцатилетняя девочка Ольга потеряла в одну ночь отца и мать. Перед нами с первых же строк предстает обычный платоновский ущербный персонаж: девочка глубоко несчастна и невыразимо одинока. <…> Действия ее машинальны, мысли покорны. И сам автор, рассказывая о девочке, сохраняет удивительное бесстрастие; что ж делать, так уж устроен мир! <…> Безнадежное одиночество! В этом мире каждый исполнен равнодушия к чужим страданиям, ибо у каждого хватает собственных бед. Так было, так будет, и нет причин возмущаться, остается лишь тихо покориться законам жизни человеческой и рассказывать об этой печальной, суровой жизни голосом спокойным и бесстрастным. <…> Весь рассказ, вся эта мрачная история Ольги, одиноко бьющейся за скромное счастье свое, звучит нестерпимо фальшиво…» (Эрлих А. «Новый мир» // ЛГ. 1938. 20 авг. С. 3).

В описаниях «хождений Ольги по мукам», отмечал А. Чаковский, отразилось свойственное Платонову стремление «выразить мировую скорбь, общечеловеческое страдание как незыблемые основы жизни»: «Платонов склоняется над выдуманным им же страданием, искажая до неузнаваемости идейное содержание социалистической действительности. У Платонова нет роста самосознания человека, даже в те годы, когда происходит общий процесс духовного и интеллектуального формирования. Ребенок по годам у него старик по ощущениям» (Отзыв 1952 г. на книгу избранных произведений А. Платонова // РГАЛИ, ф. 1234 (изд-во «Советский писатель»), оп. 17, ед. хр. 773. Книга не была опубликована).

Старый механик*

Впервые: Тридцать дней. 1940. № 11–12; Гудок. 1945. 30 сент.; под названием «Жена машиниста» (в сокращении).

Юшка*

Впервые: РТ (Радио-Телевидение). 1966. № 17.

Родина электричества*

Впервые: Индустрия социализма. 1939. № 6.

Печатается по автографу: Страна философов, 2006. С. 745–759. Публикация М. Платоновой. Подготовка текста Н. Корниенко.

13 апреля Платонов заключил договор с журналом «Индустрия социализма» на рассказ с условным названием «Первая советская электростанция» (см.: РГАЛИ, ф. 2124, on. 1, ед. хр. 15, л. 35); 28 апреля подписал договор с издательством «Индустрия социализма» на публикацию в одноименном журнале пьес и двух рассказов. Журнал начал выходить в 1939 году в издательстве газеты «Индустрия социализма» (орган Народного комиссариата тяжелой промышленности). Центральные задачи нового журнала были сформулированы в специальном обращении «К читателям», которым открывался первый номер журнала: «…показать в художественных произведениях нового, советского человека, отобразить колоссальные сдвиги, происшедшие в нашей стране на базе создания в кратчайшие сроки изумительной, несокрушимой твердыни, какой является индустрия социализма. <…> показать значение тяжелой промышленности как основы индустриализации страны в целом, электрификации колхозных деревень». Не менее важной была и другая задача, уже ставившаяся М. Горьким при организации глобального проекта «Истории фабрик и заводов»: «…приблизить к тяжелой промышленности работников литературы и искусства. Инженеры человеческих душ должны знать жизнь и работу инженеров и стахановцев индустрии…» (Индустрия социализма. 1939. № 1. Вклейка без нумерации страниц).

Естественно, что журнал готовился отметить 20-летие принятия плана ГОЭЛРО. Для инженера Платонова, автора брошюры «Электрификация» (1921), тема индустриализации страны и электрификации деревни была давней и глубоко личной, а среди не опубликованных находилась повесть «Хлеб и чтение», одним из кульминационных событий которой является принятие плана ГОЭЛРО (декабрь 1920 года). В работе над рассказом использованы главы из повести «Хлеб и чтение». Рукопись рассказа представляет искусный монтаж рукописных страниц с правлеными машинописными, вынутыми из текста неопубликованной повести. Вместо Душина