Кочевые повести - Илья Одегов

– У вас красивый дом, – обронил Игорь. Он чувствовал себя не совсем в своей тарелке.

– Нормальный дом. Как у всех.

Игорь не знал, что еще сказать.

– Ты чего такой бледный сегодня? – спросил Еркебулан. – Не заболел?

– Не, – помотал головой Игорь.

– Сейчас чаем горячим напоим, и все пройдет, – сказала Бану, продолжая возиться у плиты. – Ерке, где дети?

Игорь через открытую дверь увидел, как по коридору крадутся один за другим двое пацанов – тощих, лысых, с улыбками до ушей. Тот, что шел впереди, поймал взгляд Игоря и прижал палец к губам. Игорь слегка кивнул.

– Да придут сейчас, куда они денутся, – буркнул Еркебулан.

В этот момент пацаны заверещали и одним прыжком запрыгнули на спину отца. Еркебулан чуть не упал со стула, но захохотал, вскочил и принялся бегать по коридору. Пацаны держались крепко и визжали от удовольствия.

– Все, обезьяны, слазьте! – тяжело выдохнул Еркебулан, возвращаясь к столу. – Слазьте. Конь устал.

– Еще! Еще! – вопили пацаны.

– Эй, хулиганы, оставьте папу, – с притворной строгостью прикрикнула Бану. – Он нам еще пригодится. Руки мойте – и за стол.

– Мы уже мыли! – возмутился старший.

– Таир, а кто тебе сказал, что папа у нас чистый? Сам помой и Айдарику помоги. Давайте-ка, живо. И без разговоров.

Пацаны убежали и скоро вернулись, демонстративно выставив перед собой мокрые ладошки.

– Вижу-вижу, – кивнула Бану, разливая чай.

Все затихли, потому что баурсаки оказались волшебными. Оторваться невозможно. Игорь ел и думал, что, наверное, все дело в воздухе. Баурсак ведь внутри пустой, наполненный воздухом. А местный воздух и сравнивать нельзя с копотью и дымом города.

– Просто объеденье, – похвалил Игорь.

После завтрака он вышел во двор, а Еркебулан задержался, чтобы помочь Бану убрать со стола. Дул легкий ветер, покачивая тенями ветвей, и Игорь плотнее запахнул куртку. Наконец, появился Еркебулан и сразу закурил. Только что шутил с женой, играл с сыновьями, а тут засмурнел, нахмурился.

– Все в порядке? – спросил Игорь.

– Да какой там, – махнул рукой Еркебулан. – Эх… Ладно. Пошли уже.

От каждого шага с дороги приподнималось облачко пыли. Сейчас, при свете солнца, стало видно, что дома, мимо которых они проходили вчера ночью, почти все заброшены. Ворота заросли бурьяном. Вместо окон тут и там зияли черные провалы.

– Разъехались соседи, – сказал Еркебулан. – И правильно. Чего здесь делать? В городе и работа, и школы для детей, университеты. А здесь… Половины аула уже нет. Ты еще хоть дома эти видишь, а приедешь сюда года через два-три – и их не останется.

– Сносить собираются?

– Сносить? Ну можно и так сказать. Разберут их по кирпичику. Окна, видишь, уже выломали. С брошенных домов всегда сначала снимают окна и двери. Они дорогие, а снимаются легко. Потом оставшуюся мебель вынесут, пол разберут. А когда ничего не останется, начнут крышу и стены ломать. Дармовое ведь все, че б не взять.

– Ну не все же уезжают. Многие, наверное, остаются.

– Остаются. Вот Валера с семьей остался. Мулла наш, Кудайберген, остался. Имангалиевы, у которых пацаненок твой, они тоже остались. Семей сорок всего, не больше. В основном старики, которые ехать никуда не хотят со своей земли. Я, знаешь, почему вернулся? Из-за родителей. Сам-то я всю жизнь на стройке провел, в разных городах работал. Потом отец заболел, а мать даже позвонить мне не могла. Здесь ведь телефонов нет.

– Как нет? – удивился Игорь.

– Вот так. Сейчас кое у кого из ребят мобильные появились, так все равно связи нет. Мы тут словно на краю земли. Водопровода нет. Газа нет. До ближайшей почты пятнадцать километров. До больницы еще дальше. Все обещают что-то сделать, много лет уже обещают, а толку? Как у нас говорят, вся щедрость бая – на языке. Одетый в шубу не замечает того, кто от холода трясется. Раньше мы еще старались что-то сами сделать, своими силами, а потом многим стало ясно, что уехать проще, чем здесь что-то изменить. Кто-то уехал, кто-то все еще собирается уезжать, а некоторые просто забухали.

Еркебулан сплюнул и достал сигарету:

– Ну да ладно, я ж не об этом вообще. Короче, о том, что отец мой умер, я узнал только после похорон. Приехал к матери и остался помогать. Потом Бану встретил и решил осесть. У отца небольшое стадо было. Дом я уже сам достраивал. Мать похоронил. Ну а дальше как жить, не знаю. Ребятишек вот растим. Живем как можем… Все, почти пришли.

Они отступили, чтобы пропустить вывернувший из-за поворота трактор. Загорелый парень махнул им из кабины рукой.

– Ассалам уалейкум, Еркебулан-аға[6]!

– Уалейкум ассалам, Нуржан, – крикнул в ответ Еркебулан. – Гостя к вам веду. Дядька твой дома?

– Дома! Куда он денется, – засмеялся парень, с интересом разглядывая Игоря. – Ладно, давайте, ағай. Я скоро вернусь.

В калитку вошли без стука. Мохнатая дворняга лежала у конуры и даже подниматься не стала навстречу, только чуть вильнула хвостом. У входной двери на облезлом стуле спал толстый бородатый старик в шортах и расстегнутой рубашке, подставив блестящее коричневое пузо солнцу.

– Эй, Дулат! – крикнул Еркебулан. – К тебе гость пришел. Журналист из города.

Старик приоткрыл один глаз и так глянул на Игоря, словно рентгеном просветил.

– Этот, что ли? – хрипло прокашлял он. – Қазақша сөйлейді ме?[7]

Игорь понял, что должен что-то сказать.

– Жаман, то есть, э-э-э, жаксы сойлемеймын[8], – запинаясь, произнес он. – Бырак кишкене тусындым[9].

– Жарайды, годится, – кивнул Дулат и, закрыв глаз, открыл другой.

– В дом нас не пригласишь? – нетерпеливо спросил Еркебулан.

– Проходите, если хотите, – каркнул Дулат, не меняя позы. – Мне и здесь хорошо. Э, Ерке, сигаретой только угости.

– Дулат, тебе ж нельзя!

– Старикам все можно.

– Да какой ты старик? Мы ж почти ровесники.

– Значит, ты тоже старик, – проворчал Дулат. – Сигарету, говорю, дай.

– Ладно, держи, – неохотно протянул пачку Еркебулан.

– О, рақмет[10]. Только Розе не говори. Понял?

Дулат затянулся и сразу же шумно надолго закашлялся.

– Он сегодня не в духе, – шепнул Еркебулан Игорю. – Ты особо внимания не обращай. Зайдем?

– Неудобно как-то, – сказал Игорь. – Может, позже заглянем?

– Че вы там шепчетесь, как девочки? – прохрипел Дулат. – Қатты сөйлеші![11]

– Дулат, а когда Роза вернется? – спросил Еркебулан.

– Да она к этой алжасқан[12] пошла, как ее? Рыжая. Знаешь? Че они там делают, бiлмеймiн[13].

– Махмудик с ней ушел?

– И Махмудик, и Дина. Не мне же за ними следить. У меня другие дела есть.

– Ладно, Дулат, мы пока прогуляемся.

– Ага, давай.

Они вышли на дорогу. Солнце пекло уже нещадно, порывами налетал ветер, поднимая мелкую пыль.

– Подожди, – Игорь схватился за плечо Еркебулана. – Голова закружилась. Сейчас пройдет.

– Ты че-то совсем серый стал, – заметил Еркебулан озабоченно. – Блевать не тянет?

– Есть немного, – признался Игорь.

– Если тянет, то лучше сразу проблеваться. Вон туда, в кусты сходи, а я здесь подожду.

Игорь спрятался за куст и присел на корточки. Его и вправду мутило. На нос уселась муха и тут же снова взлетела и стала носиться кругами, то приближаясь, то отлетая дальше.

– Ладно, – Игорь сунул пальцы в рот.

Его сразу же стошнило густой и липкой кашей. Во рту стало горько. Горло будто обожгли. Обрадованная муха тут же присела на вырванное. Игорь плюнул в нее, но не попал.

Он посидел еще немного, пялясь в землю, и почувствовал облегчение. Утершись тыльной стороной ладони, Игорь медленно встал.

– Я слышал, – сказал Еркебулан, когда Игорь подошел. – Там, за поворотом, колонка. Тебе сейчас нужно попить. Идти можешь?

– Конечно, – кивнул Игорь.

– Хоть вода у нас хорошая, – говорил Еркебулан, пока они умывались и пили обжигающую ледяную воду. – В других аулах и с водой проблемы. Пьют не пойми что. Я видел. Мутную, грязную. А у нас подземный источник. Он и реку нашу питает. Как говорится, чем за хана держаться, лучше реки держаться.

Игорь все никак не мог