Земля под снегом - Эндрю Миллер

За палатой умывальня. Мартин поискал его среди капающих кранов, вдыхая запах мокрых полотенец. Тут не было ночников, но сквозь одно из матовых стекол просачивался свет наружного фонаря. Откуда-то шло шипение. Он нашел этот кран и подержал пальцы под витой струйкой. На полочке наверху стояла широкая склянка. Он взял ее, тряхнул. Сколько там, половина? Поставил ее обратно и закрыл кран. Кабинки были у него за спиной, но он не стал туда лазить. Человек, даже если молчит и совсем неподвижен, потрескивает, как радиомачта, и Мартин знал, что он тут один.

Еще одна дверь, бывает заперта, бывает нет. Сегодня поддалась толчку. Цветные плитки кончились, тут уже идешь по камню. Он нашарил на стене выключатель. Зажглась единственная лампочка под металлическим абажуром шагах в десяти, где проход пересекался с другим. По обе стороны виднелись крепкие двери с засовами и глазками. Большинство помещений за ними сейчас использовались как складские, но одно сохранили для прежних целей. Он заглядывал в глазок за глазком и видел мрак, громоздящийся кучей, как уголь в подвале. Кое-где в здании, и здесь в том числе, будто бы водились привидения, но это его не волновало. Он подумал, что готов, если надо, подать привидению руку помощи и они, вероятно, это понимают.

Где проходы пересекались, он помедлил под лампочкой. Если направо, там пожарный выход. Налево прачечная. Он повернул налево. Было чувство, что Стивен где-то впереди, совсем близко. Чем дальше от лампочки, тем больше проход ослаблялся тенью, но он видел, куда идти, и мог бы обойтись и вовсе без света. Двустворчатая дверь прачечной была открыта, и он вошел. Пол был изъезжен колесами тележек. Он осторожно перемещался среди стальных чанов и странных машин, которые выжимали и гладили постельное белье. Тут работали женщины. Можно было видеть, как под вечер они возвращаются в своих синих халатах в женское крыло больницы.

К прачечной примыкала сушильня. На деревянных рамах, поднятых к потолку, висели простыни. От электрической лампы на боку бойлера разливался прохладный голубоватый, как бы лунный свет. Пахло щелоком и чем-то чуточку горьким, словно белье, как ни старались, не могли выстирать дочиста. Середину помещения занимал большой, будто на два десятка пирующих, стол. Там массивным снежным наносом были навалены сложенные простыни и полотенца. А на них, растянувшись во всю длину, лицом кверху, одетый, но не обутый, лежал Стивен Стори. Глаза закрыты, рот – не совсем. Кисть одной руки покоилась у пряжки ремня, другая съехала, раскрытая ладонь лежала сбоку подле черной ткани брюк. К галстуку бельевой прищепкой был прикреплен конверт. К сведению тех, кого это касается. Конверт был больничный. Должно быть, он сходил заранее в ординаторскую и попросил у медбрата.

Мартин притронулся к нему – к щеке, к шее. Кожа не совсем еще остыла, но была на ощупь холодней воздуха, вроде как нож в ящике стола. Он произнес имя Стивена, тихонько, словно обращаясь к спящему, и постоял минутку – тень, замершая среди приглушенных голосов ее собственного прошлого. Подумал было вытащить одну из простынь и прикрыть его, но Стивен вполне мог сам это сделать и не сделал. И тут не чувствовалось ничего неподобающего. Он видел в свое время неподобающее, стоял перед ним семнадцать лет назад с фотоаппаратом, апрельский день, лес где-то между Везером и Эльбой. Но тут другое, тут не надо ничего прятать, поспешно закапывать. Тут царила дружеская на свой лад атмосфера, как за кулисами театра, такое место он и сам мог бы выбрать, может быть, и выберет еще.

Он отступил от стола, помедлил, поклонился так низко, как позволяла плохо гнущаяся спина, и вернулся в проход. Дошел до одинокой лампочки на потолке и двинулся дальше к пожарному выходу. Там нащупал в кармане кардигана сигарету, полез в пиджак в поисках спички, нашел и чиркнул о стену. Первое время здесь ему по очевидным причинам не позволяли спички, но потом (после второго сеанса шоковой? после третьего?) он разочаровался в огне.

Он прислонился к стене и закурил. «Вудбайны» делали на фабрике в городе. Там нетрудно было получить работу, особенно женщинам, девушкам. Некоторые в больнице работали там раньше, а иные наоборот – из больницы на фабрику. Обмен своего рода. Он курил, пока пальцы не укусило горячим. Затушил о стену. Искры слетели на пол.

Между мастерской металлообработки и пожарным выходом была кнопка сигнализации в застекленном ящике. Он ударил по стеклу локтем, нажал на ребристую латунную кнопку, а затем отодвинул дверной засов и вышел в остатки ночи. Туман стоял очень густой. Больничная церковь еле угадывалась. А женского крыла совсем не было видно. Привкус канав, зимних полей. Море? Он пошел вперед. Туман расступался и тут же смыкался у него за спиной. Сколько было таких сновидений! Сзади загорались первые окна, и за тонкими занавесками все ревело.

2

Продавец авто, у которого он купил машину, назвал ее цвет bleu nuage[1] и посмотрел на Эрика, чтобы увидеть, понял он или нет. Убедившись, что понял, продавец улыбнулся шире, словно знал теперь, что сделка, считай, заключена.

«Ситроен ID»: да, поменьше возможностей, чем у DS, но, в сущности, та же машина, только доступней. И у этой, стоявшей перед магазином, была пара сотен миль на счетчике пробега. Из-за этого чуть дешевле.

– Не понравилась им? – спросил Эрик, и продавец пожал плечами, как бы говоря, что не каждому такая машина подходит, не каждый способен оценить ее по достоинству.

Регулируемый дорожный просвет, гидропневматическая подвеска, реечное управление, подогрев и передних, и задних сидений.

– Передние откидываются до конца, доктор. Можете там спать улечься, если надо.

Сейчас, колеся по узким зимним дорогам – грязь, колеи, брызги, – он должен был, если хочет, чтобы машина выглядела так стильно, как ей положено, мыть ее раз в неделю минимум. Ведро, губка, шланг, автомобильный воск, прибавленный продавцом в подарок. Его слегка смущало такое частое мытье. Он не причислял себя к этому типу, к пригородным неженкам, свихнутым на имуществе, но что-то было в этой машине чувственное, от чего он не мог полностью отделаться. Отделается, конечно, со временем. Со временем станет думать о ней просто как о машине. Время выправит это, именно так оно и действует, он совсем недавно уяснил это себе.

Часы на приборной доске показывали без двадцати девять. Первый домашний визит был у него на девять часов. Миссис Таллис, школьная учительница, вероятно, любила точность, но туман все еще был густой,