Письма с острова - Татьяна Борисовна Бонч-Осмоловская

Ветки деревьев раскачивались в лунном свете, словно в волшебном театре, и то приоткрывали следующую сцену, то закрывали вновь. Еще это было похоже на пляску холодного огня вместо жара печки. Девочка поежилась, не отрывая рук от дерева.

Из-за колючей ветки загорелись два круглых глаза, словно две луны спустились на дерево поближе к девочке.

– Ты кто? – шепотом спросила она.

– Белочка, – так же шепотом отозвался неизвестный.

– Что-то ты крупноват для белочки, – не поверила девочка.

Глаза закрылись и открылись снова.

– Хорошо, тогда волчок.

– Волки не лазают по деревьям, – возразила девочка.

– Правда, волчок. Я родился маленьким, очень маленьким, меня всегда забывали покормить, старшие братья убегали от меня, а я терялся, и никто не искал меня. Никто из моей семьи. Они стыдились, что я такой слабый, что ничего не умел делать по-волчьи. И когда я совсем потерялся, то упал в лисью нору и меня воспитали лисички.

Девочка начала различать во тьме серую тень, контуры понурого зверька, сидящего на ветке подальше от ствола, поближе к котелку. Зверь в самом деле был похож на волчонка. Он по-собачьи наклонил голову, длинный язык пробежал вокруг морды.

– Лисы не лазают по деревьям! – твердо ответила девочка. Она точно знала.

– Да какая разница! Я лазаю, – сказал волк. – Пришлось научиться, а то внизу столько хищников.

– А ты что же, не хищник? – девочка выпрямилась в своем гнезде и расплела руки и ноги. Спать все равно уже не получится, а если не спать, она сможет и сидя удержаться между веток.

– Не хищник, – грустно согласился волчок. – А тут знаешь сколько на самом деле хищных диких зверей, ух!

– Я пока только день по лесу иду, никого страшного не видела.

Девочка помолчала.

– А это так сложно, чтобы тебя не съели хищные дикие звери? Мне бы до бабушки дойти, а то у меня дом сгорел и мама с папой пропали. А брат воюет. У меня только бабушка теперь есть.

– Сложно, но у меня получается.

Оба помолчали.

Совсем рядом заухала сова. Девочка от неожиданности вздрогнула и обхватила руками ветку.

– А ты можешь проводить меня до бабушкиного дома? – наконец попросила она.

Волчок еще раз облизнулся.

– А у тебя каша есть? – он покосился на котелок.

– Нет, я все съела.

– Жаль. Так пахнет гречневой кашей. Ты все-все съела?

– Все-все.

– Так жаль, так хотелось каши. Так пахнет.

Девочка не слышала запаха, но почувствовала, что тоже очень хочет есть.

– Но у моей бабушки всегда много еды, – вспомнила она, – бабушка приготовит нам много гречневой каши, тебе и мне!

– Тогда пойдем!

– Ты подожди, ты куда, темно ж еще, страшно, самый страшный час…

Но волчок уже лез вниз, осыпая чешуйки коры и сосновые иголки, и девочка подхватила котелок и полезла вслед за ним. Она хотела посмотреть, как же он спустится, но, когда она ступила на землю, волчок уже спрыгнул вниз и возник перед ней лохматой черной тенью. Роста он был выше нее, его белые зубы, почему-то незаметные, когда они сидели на ветках, засверкали в лунном свете, словно он весь состоял из огромных круглых глаз и сверкающих зубов.

– Ну что, пойдем? – как ни в чем не бывало сказал волчок и опять облизнулся.

Девочка подумала, что, если бы он хотел ее съесть, он мог бы сделать это еще на дереве, когда она спала, или когда они разговаривали, или как только она спустилась, и решила не бояться.

– Пойдем, – сказала девочка.

И они пошли.

Вначале в лесу было темно, и они шли медленно. Девочка то и дело спотыкалась. Но волчок шагал рядом с ней, и от его шкуры исходило тепло. Девочка положила руку, другую, не ту, в которой несла котелок, волчку на спину и пошла, опираясь на зверя.

Так они и шли, пока небо над деревьями не начало светлеть. Вместо серебряной черноты ночи пришли серые сумерки, и девочка поняла, как сильно устала и хочет спать. Она все больше спотыкалась, пока не уцепилась за спину волчка уже обеими руками. Котелок ударил волчка по боку, и он обернулся, сверкнув острыми зубами.

– Хррр… Залезай! – волчок улегся у ног девочки, подставляя ей спину.

Девочка забралась на него и уткнулась лицом в шерсть.

– Только не спи, не то свалишься! – волчок осторожно поднялся и переступил с лапы на лапу. – Держишься?

Девочка кивнула. Ей очень хотелось спать. Но она вцепилась обеими руками в жесткую шерсть, пахнущую мхом и грибами, и зажмурилась.

– Тогда поскакали.

Сон с нее сразу сдуло. Какой уж тут сон, когда волчище несется по лесу, не разбирая тропы. Девочка улетала с его спины вправо-влево, пока ее приятель перепрыгивал через бурелом, поваленные деревья и поросшие мхом камни, пролетавшие мимо них в предрассветных сумерках. У нее ухало в животе, зубы стучали друг о друга, а тряпочка, которой она укрывала волосы, слетела с головы и пропала далеко позади.

Первый ее вопрос, когда волк наконец остановился, оказался про тряпочку, словно этот грязный, испачканный в саже и засохшей крови обрывок ткани – самое главное, что у нее было.

Волк лишь облизнулся в ответ. И в самом деле, где искать эту тряпочку, если она соскользнула с ее головы в лесу, они уже так далеко убежали.

– Есть хочешь? – спросил он вместо того.

Девочка только покачала головой. Есть ей расхотелось. Снова клонило в сон, лечь на мох, обхватить колени руками и уснуть. Опустившись на землю, она прислонилась к волчьей лапе.

– Когда мы придем к бабушке? – жалобно спросила девочка.

– Скоро, – волк посмотрел по сторонам, прежде чем ответить. – Вон уже ее домик, через луг, за рощей. Если не встретим никого. В этом лесу волки водятся. И охотники. И еще неизвестно, кто страшнее.

– Тебе ли бояться волков? – удивилась девочка.

– Они меня за своего не считают. Сказал же, я белочка. Съедят и не задумаются.

– А для охотников ты волк… – протянула девочка.

– Именно. Да и ты теперь тоже, имей в виду. Охотничьи собаки тебя тоже за волка будут считать.

– Ну и пусть считают! Наплевать мне на всех собак! У меня бабушка, у нее, знаешь, какой пес во дворе сидит? Его все ваши волки, все ваши охотничьи собаки боятся!

Волк поежился.

– День уже, лучше переждать, спрятаться, пока нас не заметили.

Девочка задрала голову к волчьей морде. Зверь возвышался над ней грозовой тучей, проявившейся под смутным небом, чтобы то ли пролиться дождем, то ли исчезнуть без следа белым облачком