Современный индийский рассказ - Читра Мудгал
Надежда стала угасать. В доме была полная нищета. Отчаявшись, он упал в ноги Зубейды, уговорив отдать серебряные браслеты, которые она носила на ногах. Продал их соседскому ювелиру всего за половину или треть от их реальной цены и отправился к ветеринару. На четвертый день, когда стало понятно, что инъекции неэффективны, ветеринар сдался. У Сарвари было зоонозное заболевание – сап. Болезнь в запущенном состоянии. Он совершил большую ошибку, не обратившись за помощью для Сарвари раньше. Теперь лекарства не помогают, только чудо может вылечить ее…
Услышав это, он отчаялся. Неужели он не делал все возможное, чтобы вылечить Сарвари? Возможно, нет. Местные лекарства, похоже, не действуют и на животных. Разве его предки делали когда-либо инъекции своим питомцам? Он уже месяц ухаживает за Сарвари, и в конце концов у него остается только отчаяние… Заходя в хижину, он дрожал от страха. Зубейда ругалась как собака, словно обнаружила вора. Ее острый язык, казалось, разрывает его на части. «Неудачник! Откуда я возьму пищу, чтобы кормить тебя дважды в день… Я единственная нормальная в этом доме. Так что, мне надо разрезать себя на кусочки, чтобы наполнить кастрюлю?.. Он тронулся умом… Ту полудохлую лахудру… холит день и ночь. Даже наша кухонная утварь была продана, чтобы вылечить ее. Она нас всех доведет до погибели. Есть и другие люди в этой семье, болван! Ты хоть о них беспокоишься? Что я могу положить в эти восемь голодных ртов – тлеющие угли? Лошадь… лошадь… нет, уже не лошадь, а моя соперница. Если она больше не сможет возить тонгу, почему ты уничтожаешь нас всех вместе с нею. Брось ее! Устройся на работу и получай заработную плату где-нибудь. Работай на рикше. Но ты ж ничего не можешь делать, кроме как сидеть и поглаживать ее ноги целый день…»
Сегодня утром он не смог удержать руку. «Бойся Бога, сквернословя! Пусть огонь сожжет твой взбесившийся язык! В тот день, когда так называемая твоя соперница погибнет, нам всем придется принять яд и покончить с собой… Не смей нести чушь… поняла?»
«С таким же успехом она сама пережует нас вместе с костями, разве нет»?
«Закрой рот, Зубейда!»
«Закрой свой… и позаботься о своих щенках. Найди другую мать для них, которая с удовольствием будет жить на свежем воздухе, заботиться о них и будет согревать твою постель… Я больше не могу это терпеть… Теперь я знаю, почему твоя первая жена ушла от тебя».
«Таад! Таад!» Сила удара его руки сбила с ног рыдающую Зубейду, и она упала на пол.
Взгляд Аслама обернулся к Сарвари, которая была привязана возле тонги на веранде. Неизвестно, что пришло ему в голову, но он подошел к ней, погладил, глядя ей в глаза. Затем он отвязал ее и попытался заставить подняться, подталкивая. Он почувствовал, будто полумертвое животное прочитало его мысли. Сарвари попыталась встать, но ее колени подогнулись, и она снова села. Но Сарвари не сдавалась. Через какое-то время ей удалось встать и суметь все же удержаться на воспаленной ноге. Наклонив голову к ее уху, Аслам сказал дрожащим голосом: «Попробуем пройти пару кругов, Сарвари? В доме уже два дня не зажигался огонь, чтобы приготовить пищу».
Он был очень удивлен. Запряг ее в тонгу; когда они пересекли улицу, не было заметно ни малейшего признака того, что Сарвари болела более месяца и не могла сделать и два шага.
Гнев Зубейды был обоснован. Но что ему делать? Он не мог носить кирпичи. Его тело, ослабленное сидячим образом жизни за годы вождения тонги, просто не было к этому приспособлено. Руки слабые, чтобы поднять кнут в воздух – много силы не надо. Ноги он тоже не привык использовать. Сарвари никогда не давала повода в ней сомневаться. У него возникло ощущение, что те несколько шагов, которые он прошел к своей хижине от тонги, прошел не на своих ногах – это все еще ноги Сарвари двигались.
Первый зрительный образ, который он помнит из детства, – это тонга. Вместо колыбельной – ржание и храп лошадей. Играл у них под ногами. Горки лошадиного навоза на земле. Его отец водил тонгу. Отец его отца водил тонгу по узким улочкам Агры. Как только у него самого стали появляться усы, его отец принял решение всей семьей переехать в Дели. Однажды он ему сказал: «Тут люди предпочитают новые средства передвижения. Это большой город. По улицам ездят очень много авторикш. Увидев тонгу, люди могут захотеть ехать именно в ней. И стоимость поездки устанавливаешь только ты…»
«Все, все… останови тут. Куда ж ты продолжаешь ехать! Ты не заткнул уши?» – ворчал пассажир небольшого роста, и он дернул поводья. Сарвари остановилась через 6–7 шагов. Аслам поднял глаза к ослепительному небу с благодарственной молитвой. Он гладил бока Сарвари, его глаза были влажны от слез: сегодня она его спасла.
А женщина упрекнула его, помогая детям спуститься: «Ты затащил нас на полмили впереди. Теперь нам нужно ломать ноги, чтобы вернуться назад. Какая польза от твоей тонги?»
Короткий пассажир сердито вскинул голову, вытащил из кошелька десять рупий и вручил ему, как будто он подавал милостыню, а не законную плату. Возница проигнорировал выражение его круглого лица и схватил деньги, как голодный человек хватается за кусок хлеба, коснулся банкнотой глаз, тихо произнося благодарственную молитву Богу.
На обратном пути он купит килограмм пряного плова для детей. Они не ели мяса уже неделю. Но в следующий момент эта идея показалась ему не очень правильной. Он не имел права тратить деньги. Ему следует отправиться домой и весь заработок отдать Зубейде. Если бы она была в хорошем настроении, он бы сказал в шутку: «Вот, возьми заработок своей соперницы… у нее еле сил хватает пройти четыре шага, но ей удалось перевезти сегодня девять пассажиров ради тебя…»
В то же время ее гневное выражение лица вряд ли бы смягчилось. Она всегда была такой с тех пор, как он женился на ней. На что он мог надеяться? Какая бы она ни была,
