Идущая навстречу свету - Николай Ильинский

дан, но не в Лондон, как надеялся Вацлав, а Стрижу, который в те же минуты поднял отряд, состоявший из солдат внутренней службы и милиции. Истребительные батальоны он не стал беспокоить. Среди мостовских ястребков были партийные, советские и комсомольские работники, в них Петр Андреевич был уверен, однако Зсльвснский истребительный батальон вызывал в нем подозрения. От автомобилей и мотоциклов тоже пришлось отказаться — гул моторов мог бы сорвать операцию, поэтому выехали на повозках. И копи ступали неслышно, и телеги мягко катились по неровной, но мягкой лесной дороге к пункту назначения, определенному координатами.

Теплые солнечные лучи просеивались сквозь густую листву кустов орешника и сосновые иглы. Вацлав не спал ночь, слышал, как дышал и во сне всхрапывал американский гость. Но когда уже на рассвете стало светлеть и листва начала покрываться росой, глаза у Вацлава стали буквально слипаться. Настороженность таяла, как утром туман над лугом, и Вацлав со спокойной душой мог немножко вздремнуть: он свое дело сделал увел заокеанского разведчика в чащобу Липичанской пущи, откуда тот наладил связь со своим центром. Днем уйдет с ним на хутор к своему отцу, а там видно будет дальнейшей судьбой шпиона он не управляет.

Закрыл глаза и Кривичский. Сладкий сон одолевал и его, но Владимир Николаевич превозмог это страстное желание — для вида глаза закрывал, пряча давно не бритое лицо иод темным платком. Обоих разбудили шорох и неясные шаги по кустам. Первым спохватился Вацлав, выхватывая из кармана пистолет. Но «шпион» молча погрозил ему пальцем и выдернул из рук бандита оружие. Платок с лица Кривичского сполз, и Вацлав увидел лицо «шпиона». Заросшее и несколько похудевшее, оно вдруг напомнило Вацлаву кого-то очень даже знакомого. Несколько минут он смотрел в глаза «американцу», но в какой-то миг вдруг увидел перед собой не темные зрачки, окруженные круглым полем серого цвета, а холодный угрожающий взгляд пистолетного ствола — взгляд смерти.

— Вацлав, не дури! — услышал он тихий, но грозный голос Кривичского.

И бандит в бессилии опустился на землю. От незнакомого он еще попытался бы бежать, но, пораженный тем, что перед ним не кто иной, как Кривичский, Вацлав покорился судьбе. Не хотелось вновь возвращаться за колючую проволоку, но покидать жизнь показалось ему намного страшнее. Колючая проволока еще может дать, в конце концов, свободу, да и саму жизнь, а пуля лишит всего. Задвигались кусты, и вскоре рядом появился Стриж. Вацлава взяли на прицел, завернули руки за спину и щелкнули металлическим замком.

— Ну, Америка, привет! — обнял Петр Андреевич коллегу. — С приплытием, — смеялся он, говоря: — Долго плыл, через весь Атлантический океан… Чертяка!..

— А ты наблюдал!..

— А как же!.. Стоял на берегу Немана и в бинокль, в бинокль… Все видел!..

В тот же день у схрона произошла короткая схватка внутренних войск и боевиков «Обвода-9». Главарь банды Альфонс Копач, он же Врубель, был убит, бункер разрушен, несколько человек взяты в плен, в том числе и Голуб, то есть второй главарь Михаил Кисловский.

— Не слышу: еще Польска не сгинела? — с насмешкой обратился к нему Кривичский.

— Ах, — безнадежно мотнул тот головой, втянул в себя воздух и протянул: — Сги-не-ла!..

III

Лето 1953 года выдалось прохладным. Это было время последнего активного проявления остатков Армии Краевой на территории Западной Белоруссии. Прогремели последние орудийные выстрелы на границах Мостовского, Слонимского и Волковысского районов. Отпущенные по амнистии антисоветские элементы выкатили пушки из тайных схронов и в последний раз зарядили их. Пришло время подвести итоги. После изгнания фашистов правоохранительными органами было проведено более пяти тысяч вооруженных операций против националистического подполья, уничтожено почти четыре тысячи боевиков-одиночек и арестовано более четырнадцати тысяч бандитов и их пособников. Естественно, далось это немалой кровью — тысячи мирных жителей республики, да и всей страны, сложили головы уже после минувшей войны с гитлеровской Германией. Почти в каждом районе Западной Белоруссии имелись большие кладбища с похороненными так называемыми восточниками, то есть работниками милиции изо всех уголков огромной советской страны, включая Дальним Восток, присланными наводить порядок здесь. Пули нс выбирали жертв, они лишали жизни, невзирая на то, местная была эта жизнь или направлена в Белоруссию из самой Камчатки. Кусок хлеба был на всех один, и пуля из бандитского обреза тоже на всех была одна.

Как всегда, шумно у железнодорожного вокзала. Люди с чемоданами, с сумками снуют туда-сюда. Жизнь возрождалась. Гродно стряхивал со своих руин следы войны, поднимался вверх и расширялся в пространстве. Семью полковника Пыко усаживали в купейный вагон. Его всс-таки отзывали на работу в Министерство внутренних дел республики. Министр генерал-майор Михаил Иванович Баскаков укреплял опытными, закаленными в горниле партизанской борьбы, оперативными кадрами свое учреждение.

— Григорий Васильевич! Григорий Васильевич! — суетился полковник Стриж, а у самого были покрасневшие глаза, хотя ему радоваться бы — ведь он занимал теперь в городском управлении место начальника отдела по борьбе с бандитизмом. Радость-то была со слезами на глазах.

Встретил здесь Петр Андреевич и Кривичского, который удачно и. главное, благополучно выполнил свое задание по разгрому подпольного националистического «Обвода-9» и теперь возвратился в Гродно.

— Ну что. рад возвращению? — толкнул его кулаком в бок Петр Андреевич.

— Домой возвращаться всегда приятно, — улыбнулся Владимир Николаевич.

— А куда домой?… Не забыл ли улицу?…

— Как же, как же, улица Лесная, за Неманом…

— А вот и нет, — подмигнул Стриж полковнику Пыко, а тот загадочно кивнул головой. — Дом твой не на Лесной, что рядом с улицей Лелевеля. а возле Скидельского базара…

— Как?! — удивился Кривичский. — И кому я должен сказать спасибо?

— Пану Лотскому, — рассмеялся полковник Стриж. — Тот решил в Польшу уехать, а квартиру с собой не увезешь, тебе он ее и оставил, так что скажи ему: дзенькую, пан Лотский!

— A ещe большее ему спасибо за то, что уехал, — заметил Григорий Васильевич. — Меньше националистического духа в Гродно останется… Мне по ночам до сих пор покоя нс дают все ни Рагнеры, Врубели, Олехи, Мувлики и прочая саранча…

— Между прочим, Григорий Васильевич, — сказал полковник Стриж, я с радостью поставлю сто граммов любому попавшемуся обыкновенному вору вместо лесного бандюги-националиста… Ох и надоели мне эти мечтатели о восточных кресах!..

— Пусть мечтают, это у них в крови…

— Видит око, да зуб неймет!..

Через улицу — Скидельский базар. От него мост через железную дорогу. улица в центр, на Советскую площадь, другая улица — в железнодорожному вокзалу, третья по диагонали в центр города, до улицы Ожешко. Дом старый, двухэтажный, квартира в две комнаты