Обагренная кровью - Николай Иванович Ильинский
В тот самый момент, когда влюбленные, охваченные экстазом, находились на седьмом небе, в окно Званцовых постучали. Чутко спавшая Анисья Никоновна толкнула в бок храпевшего Афанасия Фомича.
— Афанаська, слышь…
— Что! А? Что такое? — сквозь сон спросил Афанасий Фомич, подняв голову. — Аниська, ты что?
— Стучат, — шепнула жена и втянула от страха голову в плечи.
— Кто? — недовольно спросил муж.
— А лихоманка его знает… Стучит и усе…
Время было тревожное. И стучала не соседка, чтобы попросить занять спичку или щепотку соли. Стук был решительный, громкий, требующий немедленно откликнуться. Такие неожиданные стуки в окна и двери в ночное время все еще продолжались по стране, людей арестовывали и увозили в черных воронках неизвестно куда и неизвестно за что обвиняли врагами народа. Только выстрелов из застенок слышно не было и кровь не дотекала до порогов подвергшихся высшей мере наказания. Услышав стук, Афанасий Фомич тоже струхнул, но чертыхаясь и шлепая босыми ногами по земляному полу, побрел в темноте к двери, рукой нащупал щеколду, напоролся на пустое ведро в сенцах, которое, сопровождаемое еще большей руганью, зазвенело тревожным набатом, и вышел на крыльцо.
— Кто тут? — Он всматривался в темноту, широко зевая и крестя рот тремя узловатыми пальцами. — Кого… нелегкая носит по ночам?
— Это я, дядя Афанасий, Антоха…
Афанасий Фомич по голосу узнал племянника Антона Званцова, сына брата Перфилия, или просто Пешки.
— Антоха?! Ты чего по ночам шастаешь, спать добрым людям не даешь?
— Я нынче по сельсовету дежурю… Попросили… Мне Дуська нужна.
— Уж и тебе она стала нужна! — опять, осмелев, чертыхнулся Афанасий Фомич. — Кому она только не нужна! — в голосе его послышались нотки обиды и злорадства.
— Да не в том смысле, дядя Афанасий. — Антон замялся. — Дело серьезное… Не мне она требуется, я брата Ивана обижать бы не стал… Она отцу, Алексею Петровичу, понадобилась… Да! Худо ему стало, в городскую больницу везти его… Так приказывает наш колхозный фельдшер, очень уж он забеспокоился. …Не к добру это! А Алексей Петрович пожелал увидеть свою дочь перед тем, как ехать в Красноконск… Так что извини, дядя Афанасий…
— А где наша невестка? Я ее с вечера вроде тут не видел, — сам с собой рассуждал старик. — У Иванки спросить, что ль… Эй, Иванка! — крикнул он в распахнутую дверь.
Иван сам уже не спал, разбуженный возней и стуком в дребезжащую шибку. Несколько тоже встревоженный, он вышел во двор. На вопрос отца, где Дуська, недоуменно развел руками.
— Как — где? Осталась у отца… Присмотреть за ним… Занедюжил Алексей Петрович, вот она и… А что? — вдруг встревожился Иван.
— Нет Дуськи у отца, вот что! — насмешливо ответил Антон. — Как ветром сдуло, хотя ветров и нет, — съязвил он. — Алексей Петрович сказал мне, что она вечером пошла домой, то есть к вам… И теперь я не знаю, где ее искать… Ну ты, Ваня, и муж… объелся груш! — в голосе Антона послышалась усмешка. — Не знаешь, где ночами пропадает жена… А, черт! — вдруг воскликнул он. — Где же ей еще быть, если не в степи, в гостях у трактористов…
— Замолчи! — скрипнул зубами Иван. — Прямо уж… в степи! А почему зовет ее Алексей Петрович?
— В больницу его повезут, председателю плохо стало…
— Подожди меня здесь, одну минуту, — попросил Иван Антона. — Я мигом…
Спустя несколько минут они вдвоем поспешили к дому председателя колхоза, где уже стояла повозка. Два самых быстрых в колхозе коня били копытами о землю и фыркали, томясь в ожидании, недовольные тем, что и их подняли среди ночи. Увидев Ивана одного, Алексей Петрович удивился.
— Дуська, Дуська где?… Почему ее не разбудили?
— Нет ее дома, Алексей Петрович…
— Как так — нет! А где же она? Ты же муж!
— Я думал, она у вас заночевала.
Алексей Петрович устало сел на стул, опустил голову, а потом вдруг встряхнулся, встал покачиваясь.
— Я тебя, Ваня, ни в чем винить не стану, если ты вдруг… что-либо… В старые времена непутевых жен вожжами перетягивали поперек спины, а нынче… Поступай, как знаешь, — тихо сказал он зятю.
Взяв Алексея Петровича под руку, Иван помог ему выйти из хаты, бережно уложил его в повозку и сел рядом.
— Трогай! — негромко кинул он в спину возницы.
Кони дробно и гулко застучали копытами по улице спящего села. В пути Алексей Петрович и Иван ни словом не обмолвились о Евдокии. Понимали: говорить о ней бесполезно. Председателю неловко было снова и снова просить Ивана проявить к Дуське снисходительность, мол, перебесится и остынет. А Иван понимал, что развод с Евдокией уже состоялся и говорить не о чем. Только сраму, сраму — на все село!
IX
Ранним утром все ученики Нагорновской средней школы, словно большая стая перелетных птиц после долгого и утомительного путешествия, облепили крутобокий вал, с высоты которого по обе стороны было хорошо видно, как широко и вольно расстилались не испытавшие плуга участки ковыльной степи, а также зеленоватые массивы высокой и густой пшеницы. Далеко, далеко, на сколько хватало глаз, на легком, теплом ветру катились и катились волны рукотворного моря. Здесь кончалась, упираясь в стародавние времена в неприступный вал, Кальмиусская сакма, по которой нападали на Московскую Русь орды крымских татар.
— В переводе на наш язык, — объяснял директор школы, он же и учитель истории Константин Сергеевич Забродин, — сакма означает «тропа», а название Кальмиусской она получила от реки Кальмиус, впадающей в Азовское море, от нее-то на Русь и начинали набеги крымчане… Наше Нагорное в те суровые времена представляло собой крепость на пути этих разбойников…
Внимательнее всех слушал директора Тихон Носов. Он очень увлекался историей, а еще больше географией. Преподававшая кроме русского языка и литературы и эту дисциплину Антонина Владимировна, жена директора, всегда ставила всем в пример именно Тихона.
— Быть ему знаменитым путешественником, — пророчествовала она.
И Тихон со всей серьезностью вбил в свою лобастую голову, что он непременно станет наследником славных дел Миклухи-Маклая и продолжит исследование далекой Новой Гвинеи, населенной папуасами. Из-за этого он и кличку получил: Миклухин Нос! И теперь в родной степи Тихон жадно ловил каждое слово Константина Сергеевича.
— Смотри, смотри, как Миклухин Нос впился глазами в
