Эхо наших жизней - Фейт Гарднер

Джошуа Ли учился в моей средней школе, в классе Джой, на два года старше меня. Я не была с ним знакома и никогда не разговаривала, но мы бывали в одних и тех же местах, и я и сейчас могу представить его бредущим по коридору: сальные волосы чуть ниже ушей, хмурый взгляд, шрамы от прыщей, кадетская униформа. Я ничего о нем не знала, кроме того, что он поджег мусорный бак во время обеда и был отстранен от занятий. О нем даже ходили слухи, что он домогался учительницы. В целом создавалось стойкое ощущение, что от него, как и от некоторых других, стоит держаться подальше, и я этому чувству не сопротивлялась. Его младший брат, Майкл, учился в моем классе, и вот с ним я сталкивалась с первого года в школе – на уроках английского и биологии. Но мы почти не общались. Майкл был милым, но чертовски застенчивым. А вот Джошуа – отбитым. По нему было видно.[1]

Или, может, я так думаю сейчас, потому что он пытался убить кучу народу.

На самом деле, хоть я и училась с ним в одной школе два года и проходила мимо, наверное, сотни раз, стояла за ним в очереди за буррито и сидела в двух шагах от его брата на нескольких предметах, по-настоящему я задумалась о нем только сейчас, когда увидела его лицо, мелькнувшее в новостях по телевизору в приемном покое с надписью: «СТРЕЛОК ОПОЗНАН».

Какая же невероятная хрень, правда?

Глава 5

Джой выписывают из больницы. Мы берем такси до почти пустой парковки торгового центра, где стоит машина мамы. Мы молчим, но крепко держимся за руки, сжимая ладони друг друга, когда спешим к «Приусу». Когда мы садимся в машину и захлопываем двери, ее салон кажется таким знакомым и безопасным, что мы вместе выдыхаем.

Мама лишь с третьего раза заводит машину. Она включает радио, и магнитола загорается, Элвис запевает о подозрениях. Мы с Джой одновременно восклицаем:[2]

– Мама!

Мама выключает музыку и трогает с места. Пока она выезжает с парковки, мы молчим. Еще нет и десяти часов. Не могу поверить, что мы приехали сюда меньше пяти часов назад. Кажется, что уже три ночи. Мы выезжаем на темные улицы. Никто из нас не смотрит назад, за спину, где стоит торговый центр, в котором произошла стрельба. Мы глядим вперед, на дорогу, текущую перед нами, словно черная река. Светофоры настолько яркие, что вокруг них появились ореолы. Вывески гипермаркетов почти божественно сияют.

Даже луна наверху – желтовато-голубая – практически идеально круглая.

Все вокруг кажется иным.

Мы проезжаем мимо модных лофтов, кирпичных зданий и кофеен с закрытыми ставнями. «Добро пожаловать в Окленд» – гласит баннер, а следом за ним сразу же можно увидеть еще один: «Добро пожаловать в Беркли». В ушах звуки выстрелов, а перед глазами – лицо Джошуа Ли на экране телевизора. Я представляю, как прячусь в куче одежды или лежу на полу, притворяясь мертвой. Мне становится дурно, но не так, как крутит в животе, а словно душу воротит.

Никто из нас ничего не говорит. На нас это не похоже – такая тишина. Я жду, когда они заговорят, потому что понятия не имею, что сказать.

– Перекусим? – спрашивает мама.

– Конечно, – говорит Джой.

– Давайте, – говорю я.

Мы молча едим гамбургеры и картошку фри на парковке. Я не чувствую вкуса. Даже несмотря на то, что Земля все еще вращается, а мои сестра и мама живы-здоровы. Даже несмотря на то, каким чудом кажется и воняющая через открытое окно помойка, и мужчина, толкающий по тротуару тележку, полную пиратских DVD, и женщина на велосипеде, пьяно орущая в динамик автомата для заказов.

Теперь я понимаю, как ценен, как хрупок, как опасен этот мир.

Какое чудо, что все мы выжили.

Глава 6

Не знаю, о чем я думала, когда схватила свою сумочку и выбежала из кондитерской, стоило мне услышать хлопки. Спешила на полной скорости навстречу этим звукам. Хотя нет, знаю. Я была будто зомби, охваченная паникой, и в моей голове осталось лишь два слова: мама и сестра.

Снаружи, перед магазином, хлопки стали еще громче. Я все считала. Семь, восемь, девять. Я понятия не имела, что делать, куда бежать. Я замерла под только что зажженными фонарями, вокруг меня застыли еще несколько человек с пакетами в руках, и все мы переглядывались в поисках ответа. Что это такое? Это реально? Мы в опасности? Люди начали кричать внутри «Гламура», и мне мгновенно поплохело. Я замерла рядом с витриной, но все, что я видела, – это манекены за стеклом. Несколько человек вокруг меня бросились бежать вверх по улице, кто-то вызвал полицию и начал кричать, а я упала на землю. Я лежала там, пока не услышала, как разбилась витрина. Я потеряла счет хлопкам. Все, о чем я могла думать, это: «Сестра, мама, сестра, мама…

Сестра, мама и я – мы все умрем».

Я услышала сирены. Хлопки ускорились, а потом прекратились вовсе. Я лежала, крепко зажмурившись, как ребенок, которому снится кошмар. Я и была этим ребенком. Подъехали полицейские и пожарные машины, и кто-то спросил, в порядке ли я. Я не хотела открывать глаза. Я не хотела видеть мир, в котором кто-то застрелил мою семью. Но когда я открыла глаза, пожарный выводил мою маму и сестру через выход, перешагивая через разбитое стекло. И тогда я зарыдала.

Глава 7

Мы открываем входную дверь, щелкаем выключателем. Золотистый свет ламп в гостиной кажется таким ярким. Наши книги (мамины книги) с радужными корешками во встроенных книжных шкафах, продавленный диван с пестрым пледом, птичья клетка в углу со свечой внутри – поначалу наш дом кажется незнакомым. Джой сразу же идет в ванную, и я слышу, как включается душ. Я следую за мамой на кухню. Она кладет свою сумку и начинает перебирать почту, как в обычные дни, только вот это вчерашняя почта, и она уже вскрыта. Отложив ее, она подходит к окну и отдергивает занавеску. Окно выходит на наш боковой двор. Оно смотрит на мусорные баки наших соседей. На дворе ночь, так что все равно ничего не видно.

– Мам, – окликаю я, стоя за ее спиной, – на что ты смотришь?

Она не отвечает.

– Мама, – снова окликаю я.

Мне не нравится, как звучит мой голос: будто мне четыре,