Черная метель - Элисон Стайн
Луиза, наверное, удивилась бы, узнав, что у нас тоже есть телевизор. Когда отец запускал генератор, электричество у нас все-таки появлялось. Он запускал его на несколько часов в день, чтобы поработали кондиционер и холодильник; так что иногда мы даже включали телевизор. Но смотрели мы всей семьей только те передачи, которые одобрял отец: черно-белые драмы, классические мюзиклы и мультфильмы.
А Луиза разрешала смотреть новости. Я чувствовала, что она разрешила бы мне смотреть что угодно: мыльные оперы или видеоклипы – такие передачи, которых я уже много лет не видела. Но я не просила об этом, и на маленьком экране в кафе шли главным образом новости. Наводнения, оползни, пожары, повсеместное повышение температуры.
Как и здесь, в этой долине.
Мама завела двигатель, но оставила дверь машины открытой и опустила стекла, чтобы проветрить кабину.
– Подожди минутку.
Мы стали ждать, когда кондиционер охладит воздух. Через некоторое время мама сказала, что можно садиться. Но сиденье все равно обожгло мне ноги, словно по ним сильно ударили ладонью. Воздух, вырывавшийся из вентиляционных отверстий, был теплым и затхлым.
Даже здешний воздух отталкивал нас.
Мама выехала на единственную дорогу, по которой мы ездили, – Трассу 17. Кондиционер продолжал работать; стекла в окнах потрескивали; термометр на приборной панели показывал 39 градусов по Цельсию. Горячий ветер из окна хлестал меня по лицу. В кабине было слишком шумно, чтобы слушать радио, да и радиостанций здесь почти не было. Мама не хотела слушать новости. Она хотела верить моему отцу, и все, что он говорил, считалось законом.
Ехать от кафе до того плоского участка бурой земли, где стоял темно-бурый плоский дом, заочно купленный моими родителями, было далеко. Я уже довольно хорошо знала маршрут. Вокруг не было ничего примечательного, так что запоминалась любая мелочь. Здесь были поля, огороженные проволочными заборами. Изгороди на некоторых участках провисли или были порваны животными и машинами. Были ржавые ворота и телефонные столбы. Изредка попадались зеленые кусты. А вверху – облака, огромные белые облака, бесконечными рядами тянувшиеся по вечно голубому небу.
Больше ничего до самой Сторожевой Башни Пришельцев – наблюдательной вышки, которую кто-то построил далеко в полях. Рядом с башней был лабиринт и музей, некое святилище, где люди оставляли вещи для пришельцев. Во всяком случае, так гласила реклама на баннере в форме инопланетянина, указывающего дорогу. Само строение я видела лишь издалека с трассы. Мне не разрешали к нему приближаться.
Вот и все, что можно было встретить по дороге домой, единственное украшение здешнего ландшафта. «Безжалостного» – так назвала бы я этот ландшафт в письме подружкам из Огайо, Элли и Энджи. Это если бы я могла послать им письмо, которое все время мысленно писала. Хотя трудно передать, насколько ровной и однообразной была Долина, и неловко было признаваться, как мне скучно и одиноко. Настроение было таким же унылым, как эти земли.
Вот почему те змеи сразу бросились мне в глаза.
Большинство деревьев, видимых с дороги, росли далеко, возле низких квадратных домов или сараев, на фоне далеких гор, напоминавших фигурный голубой воротник. Те, что ближе, были скорее кустарниками, чем настоящими деревьями: чахлые, низенькие. Деревьям для жизни нужна вода.
Но два дерева с немного увядшими коричневыми верхушками стояли недалеко от шоссе за проволочным забором. Сегодня на заборе что-то висело.
Когда мы ехали на запад и впервые сбили перекати-поле, я вскрикнула в первый раз. А Амелия закричала, в первый раз увидев луговую собачку[1]; она думала, что это просто бродячая собака и надо остановиться и взять ее себе. В этот раз я снова не удержалась от крика.
– Мама!
Она нажала на тормоз, и машина остановилась.
– Что случилось? Ты что, ушиблась?
– Нет. Там, на заборе!
Мама едва взглянула туда.
– Это змеи.
То есть она знала. Знала, что они там висят.
Мы уже ехали дальше. Мама не стала задерживаться из-за каких-то змей. Я высунулась из окна, чтобы рассмотреть их получше. Одна была привязана к верху ограды, а к ней снизу еще две.
– Они мертвые. Их уже нашли мертвыми, – пояснила мама.
– Откуда ты знаешь?
– Местные старожилы в магазине рассказывали. Убивать змей нельзя, это плохая примета. Их ___ найти.
– А зачем их там повесили?
Очень уж странно они висели, эти связанные веревкой змеи. Извиваясь на горячем ветру, они бились об изгородь, как тяжелые мертвые китайские колокольчики.
Теперь уже мама удивленно на меня посмотрела. Как будто я уже должна была знать такие вещи, от Луизы или еще кого-нибудь.
– Это местное суеверие, – сказала она. – Так призывают дождь.
Дорогая Элли,
Мне здесь очень плохо.
2
Встречать нас выбежали все, кроме отца. Первое время, приезжая с работы, я думала, что сестренка по мне так сильно соскучилась. И собаки тоже. Но потом я поняла, что на самом деле ей здесь просто нечем было заняться. Наше возвращение на ферму становилось для Амелии главным событием дня, единственной переменой после томительных часов, когда она бродила по ферме в компании собак, коз или кур, или сидела в темном доме, притворяясь, что занимается учебой.
Как только мама остановила машину, Амелия запрыгнула на подножку. Ее длинные рыжевато-каштановые волосы были заплетены в две косы. Глаза у нее были зелеными, какой, помнится, бывала трава после дождя, а ее нынешнее платье раньше носила я.
– Как дела? – спросила она. – Ты, кажется, расстроена. Что-то случилось?
– Да люди тут с ума посходили, – сказала я, вспомнив про змей.
– Они не ___, – сказала мама. – Просто верят бабушкиным сказкам.
– Сказкам чьей бабушки? – заинтересовалась Амелия.
Я не хотела рассказывать ей про змей. Она любила животных, хотя рептилии и не принадлежали к числу самых милых ее сердцу созданий. И если бы я сказала, что змей, как объяснила мама, привязали уже мертвыми, Амелия мне бы не поверила. Да я и сама не очень-то верила.
Мы жили на этой ферме очень уединенно. Если у нас и были какие-то соседи, мы про них не знали. Вокруг не видно было ни одного дома, не считая маленького серебристого проблеска на горизонте – должно быть, там стоял какой-нибудь ангар или гараж. Как и хотел отец, в этом необитаемом
