Черная метель - Элисон Стайн
«Но теперь оно, судя по всему, меняется», – подумала я на следующее утро, когда мы с мамой садились в машину. Был ранний час, жара еще не обрушилась на нас с неба, но воздух был уже тяжелый, несвежий.
Дождя прошлым вечером так и не было. Совсем. Такой бури я еще никогда не видела. Из облаков сыпалась пыль – именно так, – а по ферме огромной сухой волной проносился ветер. Наверное, после нашего с мамой отъезда Амелия получила указание подмести во всем доме и прочистить кормушки животных от грязи.
Отец верил, что главное в жизни – упорный физический труд. Он верил, что у каждого должна быть работа, своя роль в семье. Он вычитал это в своих книгах, которым стал еще больше верить после наводнения.
Но на мой взгляд, он чересчур полагался на эти книги, подававшие идею «жизни на земле» в ложном свете. Предотвратить то, что произошло в Огайо, отец не мог. И никто из нас не мог. Так что теперь мы начнем все сначала, сказал он, и попытаемся стать хозяевами своей жизни. Создадим свой собственный мир и не будем ни на кого полагаться.
На технологии мы тоже полагаться не будем. Случись новая катастрофа, в электросети может произойти сбой. Наши бытовые приборы могут выйти из строя из-за вспышки на Солнце, и мы будем беспомощны. Так что мы будем готовить еду на дровяной плите, есть будем то, что вырастим сами; сами обеспечим себя водой. Мы с Амелией обойдемся без телефонов. Современными достижениями пользоваться не обязательно.
Наш мир был ограничен нашими обязанностями, навязанными отцом. Его дело – это фермерство и охота. Хотя охотиться в зарослях кустарника, похожих на шрамы на коже, было особо не на кого. Некому было там скрываться, кроме тощих длинноногих зайцев. А роль мамы, сказал отец, состоит в том, чтобы быть наставницей для нас, дочерей, и хранительницей домашнего очага – готовить, убирать, стирать и выполнять прочие работы по дому, в чем мы с Амелией должны ей помогать, поскольку мы девочки.
Учебой нам полагалось заниматься не менее четырех часов в день.
Но нам еще много чем полагалось заниматься.
Мама сказала, что учебой я могу заниматься по вечерам после работы. Однако большая часть времени уходила на домашние дела. Я поливала огород, кормила и поила животных, мыла и убирала посуду после ужина. В свободное от этих дел время я должна была помогать Амелии с уроками.
Я помогала ей больше, чем занималась учебой сама, и, хотя в какой-то мере была не прочь отложить алгебру, чтобы помочь ей усвоить таблицу умножения, меня терзала мысль, что я упускаю нечто такое, что могло бы оказаться мне полезным. Что каждый вечер, когда я не занимаюсь учебой, я что-то теряю в жизни.
Когда мы уезжали из Огайо, мои подруги Элли и Энджи изучали геометрию и начала анализа в группе домашнего обучения. А ведь когда-то это была наша группа. Доберусь ли я когда-нибудь до этих премудростей? Мама говорила, что, обучая других, чему-то учишься сама. Но чему я выучилась?
Мама вывела машину на шоссе. Двигатель урчал. И мой желудок тоже. В жаркую погоду мы не растапливали плиту для приготовления пищи, и я съела лишь половинку холодной слойки из вчерашнего пакета. А мама просто допила остатки кофе.
Земля и гравий скрипели под колесами. Пыль летела рядом с нами, она гналась за нами, как собака или призрак. Когда мы припарковались за кафе, пыль, как обычно, догнала нас. Я поскорей закрыла дверь, чтобы пыль не проникла в кабину, и она закрутилась у моих лодыжек. Мама направилась в магазин, а я пошла в другую сторону – в кафе.
«Хорошего дня», – вроде бы пожелала мне мама перед тем, как хлопнула дверь черного хода кафе.
Я часто не успевала разобрать конец фразы: люди обычно комкают его, произносят нечетко. Ответив невпопад, я только по ответной реакции догадывалась, что неправильно поняла сказанное. Амелия говорила, что при этом я киваю и улыбаюсь. Она уверяла, что сразу понимает, когда я чего-то не расслышала, потому что улыбка у меня при этом застывает на лице. Интересно, как я выгляжу в такие моменты и почему сестра всегда это замечает, а родители – нет?
Я пристроила в подсобке рюкзак с бутылкой воды и свитером, который мне еще ни разу не понадобился. Потом повязала фартук и поздоровалась в пространство, думая, что Луиза рядом на кухне. Но, перейдя в главный зал, чтобы снять со столов перевернутые стулья и повернуть на двери табличку «Закрыто» обратной стороной с надписью «Открыто», я увидела, что Луиза уже заняла свой пост у стойки. Я изобразила улыбку. Отец говорил, что главное – ничего не бояться.
– У нас специальный заказ, – сообщила Луиза. На стойке лежал коричневый бумажный пакет. Она пододвинула его ко мне. Затем налила в картонный стаканчик эспрессо из блестящей кофеварки, накрыла крышкой и тоже подвинула в мою сторону.
– Доставишь вот это заказчику?
– Доставить это?
Раньше речь о доставке не заходила.
Хотя мне уже исполнилось шестнадцать лет, родители не разрешали мне сдать экзамен на водительские права. И не похоже было, что когда-нибудь разрешат. Они не разрешали мне даже учиться водить машину, хотя длинные безлюдные дороги в Долине прекрасно подходили для этой цели.
– Я не могу… – начала я.
– Просто через дорогу перейти. Сходи, пожалуйста.
Через дорогу находились только почтовое отделение и библиотека, куда мне не разрешали ходить.
Словно прочитав мои мысли, Луиза уточнила:
– В библиотеку. Капитан забыл захватить свой завтрак.
– Капитан?
Луиза похлопала по аккуратно сложенному верху бумажного пакета. Она уже успела написать там черным маркером «Капитану» и нарисовать смайлик внизу. Кто такой этот Капитан, я так и не поняла.
– Заказ уже оплачен, так что просто отнеси, _ _ _ _ добра.
– Хорошо…
Не хотелось рассказывать ей обо всем, что мне нельзя. Мне нельзя водить машину. Мне не разрешается пользоваться Интернетом и смотреть