Это - Фай Гогс

– Оппаньки! Девочка-одуванчик, говорили они? – закричал я. – И никакая! Ты! Не Мисс! Невинность! И нечего! Мне! Тут! Заливать! – продолжал я вопить на ремень, который все никак не хотел отстегиваться!

Разобравшись с коварным лазутчиком в наших доблестных рядах, я побежал ко входу. Дорогу мне преградил традиционный бритый, татуированный амбал, хотя я что-то не заметил больше никого, кто бы еще туда рвался. Лишь шагах в двадцати от входа около стены стоял маленький субтильный мужичок, почему-то в плаще и маске Бэтмена, и раскачиваясь из стороны в сторону, пытался расстегнуть штаны.

– В чем дело, друг? Я могу зайти? — спросил я амбала.

– Можешь. Но не в этом. Сегодня пускаем только в костюмах. Вон, посмотри, как тот парень… Эй, ты! А ну отвали от стены! – заорал он на Бэтмена.

Субтильный испуганно вздрогнул, и пошатываясь, побрел прочь.

– Момент-шмомент, – бросил я амбалу и побежал вслед за доходягой.

Когда я догнал его, он снова пристраивался к забору, и путаясь в плаще, искал пуговицу на ширинке. Я подошел к нему сзади, положил руку ему на плечо и низким, глухим голосом проговорил:

– Мужик! Мне нужна твоя маска и плащ! Скорее! Они повсюду!

– О господи! Кто повсюду? – пискнул в ответ субтильный.

– Силы зла, мужик. Силы зла.

– Господи Иисусе! И что нам с этим делать? Может, в полицию позвоним?

– Никакой больше полиции сегодня, – сердито осадил я его. – Они с ними заодно.

– Ну тогда бери… и вставь этим гнидам по полной! – промычал Бэтмен, и начал было развязывать плащ на шее; но обернувшись и увидев меня, почему-то сразу передумал: – Вообще-то, костюмчик обошелся мне в сто монет, а меня туда все равно не пустили, так что готов отдать тебе его за…

– Дам пять.

– Восемьдесят пять!

– Десять, мужик, десять…

– Ну хорошо, хорошо, бери за пятнадцать… Господи Иисусе…

Рассчитавшись с экс-Бэтменом, я надел черную ушастую латексную маску и накинул на плечи черный полиэстеровый плащ.

– Выбирая этот путь, мне следовало знать, что он бесконечен, – заметил я и, взмахнув полами плаща, растворился в ночи, из которой на свет летели стаи моих мышиных собратьев – в смысле побежал обратно к амбалу.

Увидев меня в новом обличье, громила одобрительно хмыкнул, и шлепнув на мое запястье красную печать, пропустил внутрь.

В довольно вместительном зале оказалось неожиданно прилично народу. У помоста, на котором вокруг шестов под музыку крутились две нагие девицы, сидело человек тридцать мужчин в нелепых маскарадных нарядах. Несколько полуголых деток, по-кошачьи загримированных, сновали туда-сюда, разнося напитки. Лидии видно не было, но вряд ли она успела бы так быстро снять джинсы и присобачить кошачий хвост. Не знаю почему, но я был твердо уверен, что она тоже работала здесь официанткой.

Заняв столик рядом со сценой, я поднял вверх два пальца. Ко мне подошла юная зеленоглазая красавица, одетая в отороченное белым мехом кружевное белье и туфли на высокой платформе. Из ее белокурых волос торчали пушистые ушки. Она наклонилась над столиком и, опершись на него обеими руками, промурлыкала:

– О, мистер Уэйн! Чем я могу вам сегодня помочь?

– Принеси мне «Том Коллинз», киса. И передай, чтобы не жалели бурбона, – сказал я, в упор глядя на ее (…) («Да бог мой, Рон, опять ты с этими (…)! А ведь все дети давно уже спят в своих маленьких кроватках!»)[15]

– Отличный выбор, мистер Уэйн, – ответила красавица, улыбнувшись.

– И никому ни слова, что узнала меня. Этот город висит над преисподней, а я тот, кто держит за другой конец веревки – так то, котенок…

Официантка доверительно качнула головой и, легонько царапнув коготками по моей щеке, пошла выполнять заказ. Глядя ей вслед, я судорожно сглотнул слюну. Увы, инкогнито моего прототипа оказалось секретом Полишинеля – но на что еще можно рассчитывать, если вы со своим героическим альтер эго постоянно мельтешите в одних и тех же местах, одинаково шепелявите из-за неправильного прикуса – но при этом никогда и нигде не появляетесь одновременно?

Зато я не очень волновался насчет своего собственного разоблачения, поскольку прикус у меня был не хуже, чем у Джонни Карсона, а открытые взорам линии моих губ и подбородка, как я надеялся, еще не успели примелькаться.

Через несколько минут зеленоглазка принесла мне мой напиток.

– Без сдачи, – сказал я и сунул свернутую двадцатку под ее лифчик.

Она вознаградила меня улыбкой, от которой мне срочно пришлось ослабить завязки на плаще, чтобы не задохнуться, и удалилась. Потягивая довольно сносный «Коллинз» и иногда поглядывая через плечо в поисках Лидии, я стал пялиться на танцующих крошек.

Прошло полчаса, а она все не появлялась. Я заказал «Черного русского» и снова не пожалел о своем выборе. В зале вдруг погасли все светильники, кроме двух софитов над подиумом, светящих в одну точку – туда, где стояла стойка с микрофоном. Затем из-за кулис появился мужчина лет шестидесяти в черном смокинге. Медленно – так медленно, что я уже собирался бросить в него горсть арахиса – он добрел до микрофона и застыл, весьма неумело изображая испуг. Выдержав слишком длительную паузу, он, наконец, заговорил:

– А сейчас… Таинственная и непостижимая… Вызывающая знойный трепет и навевающая ледяной холод… Никто не знает, кто она – и откуда… Никто не знает, когда она появится… и когда исчезнет… Встречайте – Ж-е-е-е-е-е-енщина Ко-о-о-о-о-ошка!

Его речь была пересыщена драматическими модуляциями. «Ну, теперь, хотя бы, понятно, почему», – подумал я, имея в виду, конечно же, целую лавину оправдательных приговоров за многочисленные случаи линчевания обладателей вкрадчивого, шелестящего баритона, произошедшие не так давно на Восточном побережье.

Мужчина, неуклюже пятясь, удалился. Свет погас. На несколько мгновений весь клуб погрузился во мрак. Спустя еще несколько томительных секунд заиграла медленная музыка, и за сценой вспыхнули яркие прожектора. Слепящий свет окаймил хрупкий женский силуэт, неподвижно распластавшийся на подиуме ярдах в пяти от моего столика.

От неожиданности я едва не выронил стакан. Девушка медленно подняла голову, вытянула вверх ногу, и контур дополнился торчком стоящими ушами и высоким каблуком сапога. Затем, неторопливо описав ногой широкий полукруг, она оттолкнулась от пола и, перекатившись через спину, обхватила шест обеими руками. Ее тело и ноги оторвались от настила, как будто были совсем лишены веса, и она выполнила несколько настолько сложных акробатических трюков, что описать