Год без тебя - Нина де Пасс
Но спустя еще секунду я вешаю трубку.
23
Можешь поехать со мной. Предложить это было легко, но я произнесла эти слова бездумно. Я не была в Лондоне пять лет и вообще не хотела никуда уезжать на каникулы – и тому есть свои причины.
Следующий день я провожу, надеясь, что отец Гектора не разрешит ему поехать ко мне. Или что мой отец пришлет письмо на электронный адрес школы, где сообщит, что не желает видеть Гектора у себя дома. Сколько же звезд должно сойтись, чтобы мои слова вступили в действие.
С другой стороны, довольно часто все складывается в мою пользу.
Весь день все мы ходим мимо друг друга на цыпочках. Рэн и Фред ведут себя чрезмерно вежливо, оба едва разговаривают с Гектором, который, торопливо извинившись за завтраком, все остальное время ведет себя как ни в чем не бывало. И оба, похоже, избегают общения со мной после громкого заявления про Джи, которое Гектор сделал накануне, – я пока не выяснила, что именно они обо всем этом знают, да и не очень-то хочется. Есть ощущение, что всем нам хочется взять большой ластик и стереть вчерашний вечер.
За ужином Гектор подтверждает мои худшие опасения.
– Мне все одобрили – я еду с тобой, Калифорния.
– Это хорошо, – откликаюсь я, затыкая рот той части себя, которая хочет выкрикнуть: «Я передумала. Ты не можешь поехать со мной, потому что и я не могу поехать, просто сама мысль об этом путешествии невыносима, не говоря уже о том, что мне придется общаться с отцом спустя все это время».
Гектор считает, что мы поддерживали связь все эти годы, – я уверена. На протяжении примерно года с момента нашего переезда в США мама заставляла меня звонить отцу каждые две-три недели. Думаю, несмотря на то, что сама она ни разу не брала трубку во время наших разговоров, часть ее испытывала чувство вины из-за того, что она увезла меня на другой конец света. Когда я чуть подросла, до меня вдруг дошло: если она отказывается разговаривать с ним, значит, и я могу отказаться. Я прекратила брать трубку, когда он звонил, прекратила отвечать на его сообщения. Он до сих пор пишет мне – всегда на электронную почту, но теперь намного реже. Эти письма скучны и бессвязны, но я его в этом не виню. У кого хватит терпения так долго общаться с кирпичной стеной?
Он хотел прилететь в Штаты после аварии, но я велела маме не пускать его ко мне. С чего он взял, что в такой момент я захочу увидеть его? По какому праву он решил явиться и попробовать загладить свою вину в тот момент, когда я на дне, если даже не пытался приехать в Штаты, когда у меня все было прекрасно? Авария не наладила отношения между нами – она лишь подчеркнула, как далеки мы друг от друга. Дальше, чем один материк от другого.
– Когда ты в последний раз там была? – спрашивает Гектор. Спрашивает с осторожностью, будто уже знает, что ответ может ему не понравиться.
Я нервно сглатываю.
– Не была там с тех пор, как мы переехали.
В двух столах от нашего пацан на пару лет младше роняет стакан. Тот разбивается вдребезги, кто-то вскрикивает, и парнишка заливается краской. Гвалт, который следует за этим событием, приносит мне облегчение – я радуюсь, что мертвая тишина, повисшая над нашим столом, рассеялась.
Я догадываюсь, что Гектор сполна осознает масштаб той услуги, которую я ему оказываю. Недолго меня занимает мысль, не скажет ли он, что это слишком большая жертва с моей стороны, что он не ждет от меня такого одолжения, что нам вовсе не обязательно ехать.
Он прищуривается – его глаза становятся похожи на щелочки, а затем тянется ко мне через весь стол и опускает безвольную руку на скатерть.
– Я благодарен тебе, Кара.
Он был готов вылететь из школы ради того, чтобы увидеть маму, поэтому я убеждена, что он пойдет на что угодно. На сей раз сопутствующий ущерб – это я.
Я сижу, сложив руки на коленях, мой взгляд возвращается к осколкам стекла, разлетевшимся по полу. Нельзя развалиться, если ты и так уже разбит на тысячи кусочков. Куда уж хуже?
24
Наступают каникулы. Мы дожидаемся такси в оранжерее. Мадам Джеймс пробирается сквозь толпы людей, возвращая всем телефоны с приклеенными к экранам именными бирками. Рэн и Фред присели на краешек стола возле меня, им неловко находиться рядом друг с другом, груда их сумок валяется под ногами. Мать Рэн наняла машину, которая заберет их и довезет до самого Лиона. Поездка займет больше четырех часов – и я ни капли им не завидую. Не могу отделаться от мысли, что выпад Гектора, пусть и жестокий, – возможно, именно то, что им нужно. Если холодная отстраненность, с которой они держались последние несколько дней, никуда не денется, родители Рэн точно поймут, что отношения у них фальшивые.
Нас с Гектором вызывают около двух, когда прибывает такси, которое его отец заказал ранее для поездки, планировавшейся изначально. Я рассчитывала на путешествие поездом, но Гектор быстро отговорил меня, объяснив, что маршрут у того непрямой, и мы потратим на дорогу больше пяти часов. Поэтому, когда он встает и закидывает на плечо обе наши сумки, я отвлекаюсь от тревоги, расползающейся у меня в груди, переключаю внимание на него и стараюсь думать о настоящем. Все мои силы уходят на то, чтобы не обращать внимание на покалывания в ногах, нарастающую внутри панику и учащенное слабое дыхание.
Я чувствую, что все вокруг на меня смотрят, сверлят взглядами, дожидаясь, когда я сорвусь, – так ведь и должно случиться, да? Я велю себе собраться. Я дала обещание Гектору; я делаю это не ради себя.
– Кара, постой, – говорит Фред, догоняя меня в коридоре и оттесняя в сторону. Он осматривается по сторонам – Гектор уже ушел вперед, – а затем, убедившись, что никто нас не услышит, продолжает: – Я знаю, что это меня не касается, но мне нужно кое-что сказать тебе до того, как ты уедешь.
