Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина
Все эти мысли промелькнули в ее голове мгновенно в самом начале поездки из Лесного, и Марица больше к ним не возвращалась. А на долговязого брата его, Савву, она взглянула раз или два, не больше. В Поляне она прошла через площадь, откуда вчера выезжала Олегова часть. Все здесь было как всегда: те же дома, та же дорога к почте, местами покрытая уже желтеющей листвой, те же люди, шагающие по ней. Все как прежде, и все как будто изменилось. Марица шла медленно, то опуская низко голову, то оглядывая все кругом опечаленными глазами. В голове стучало, что нет теперь где-то поблизости Олега Гильманова. Нет… И как будто мир кругом померк. Совсем не те краски.
«Скоро осень, опять бесконечные дожди», – думала про себя, вздыхая, Марица. Она зажмурила глаза. Дожди означали резиновые сапоги, которые тоже еле дышали, пора покупать новые. Дома надевала старые галоши, которые лопнули как раз посередине по бокам, хорошо еще подошва держится. С такими вот неуютным мыслями Марица дошла до дома. Марфа подметала двор.
– Привет, – невесело бросила ей Марица направляясь к крылечку, – где все?
– Привет, – ответила Марфа, заметая мусор в старый покореженный металлический совок, – папы нет, мама на огороде, Митька с Колькой ушли в лес.
– В лес? Зачем?
– За ажиной.
– За ажиной! А ты что не пошла?
– Да ну ее, далеко идти, потом вся обдерешься. Я ее уже наелась: мы с Дуськой объели кусты около пасеки дядь Вани. Пацанам ничего быть поцарапанными, вот пусть и идут. А я, зато, во дворе наведу порядок.
– Ну ты и белоручка, боишься оцарапаться! Я бы пошла за ажиной, варенье бы сварила, – сказала с сожалением Марица, устало присаживаясь на скрипучую ступеньку крылечка. – Ну, а папа где?
– На работе, где еще? Сегодня понедельник, не воскресение. Забыла, что ли? Как там бабуля?
– Точно. Забыла. Бабуля – хорошо. Ладно, пойду переоденусь и пойду на пасеку. Что-нибудь есть поесть?
– Фасолевый суп и кусок хлеба тебе оставили. Надо мне еще хлеб сегодня выпечь. Столько работы, ничего не успеваешь сделать, – жаловалась Марфа сестре, а через день уже в школу. Вчера постирала свою форму. Сегодня буду штопать все дырки и гладить. Фартука белого нет, а черный еще ничего, можно носить.
Марфа сыпала свои проблемы, ничуть на самом деле не переживая. Она уже замела весь двор и загоняла курицу за загородку.
– Кыш, противная, только и успеваю ваше гэ убирать, кыш, кыш.
Курица взлетела чуть ли не на забор и, закудахтав, понеслась в сараюшку. Возмущенное лицо сестры рассмешило Марицу:
– Оставь ее в покое, лучше скажи, как твои сандалии, купили тебе новые?
– Вчера папка их опять зашивал. Просила его, просила купить новые, но никак. Говорит, нашим оболтусам купил башмаки, отдал все деньги, а мне купит что-нибудь через месяц.
– А мне?
– Ты же сама зарабатываешь, собери денег и купи себе, – Марфутка выразительно на нее посмотрела, дескать: что ты дурью маешься, заработала – имеешь право купить!
Марица усмехнулась:
– Легко сказать – купи. Да и что я там получаю – на хлеб и чай.
Марица сидела на бревне и вывернув ступни, разглядывала дыры на подошве сандалий.
– А ты несколько раз отложи деньги и купи, а то, что это ты ходишь, можно сказать, разутая.
Марфа смотрела сочувственно на пораненные исцарапанные и исколотые подошвы ног сестры. Сердито сдвинув в сторону снятую, едва живую обувку сестры, она подсела к ней. Обняла за плечи.
– Как же я не буду отдавать деньги родителям? Отец же не позволит, – устало напомнила Марица.
– Надо уговорить его! – Марфа заглянула сестре в глаза и весело улыбнулась. – Ты начни, а я тебя поддержу, хочешь?
Уж что-что, а убеждать отца сестрица умела. Скорее всего потому, что отец заметно отличал среди детей свою младшую дочь. Может потому, что была очень похожа на него лицом. По крайней мере, одна она унаследовала эту глубокую ямочку на подбородке. Марица оживилась:
– Давай. Сегодня вечером. Ладно?
– Ладно. Как только он придет с работы, подождем, когда он поест. Я начну, когда он еще не встанет из-за стола. Хорошо?
– Хорошо. Ну и хитрющая ты у меня сестричка!
– А что делать? – Марфутка, встала и, направляясь к курятнику, весело подмигнула. – Жизнь заставляет иногда схитрить!
Когда она вышла из курятника с парой яиц и в куриных пуховых перьях на голове, Марица, уже переодетая в свое рабочее платье, запирала калитку, направляясь на работу.
* * *
Марица застала Костаса, Савву и своего двоюродного брата Кирилла, рассматривающими пчелиных маток с дядей Иваном, который показывал, как их различать от других пчел. На головах всех четверых были надеты специальные шлемы с сеткой на лицах. Дядя Иван, показывая гостям соты, чадил в придачу дымом, чтоб роящиеся кругом пчелы, не ужалили гостей. Марица сразу же прошла в домик за рамками для снятия пчелиного молочка. Дядя улыбался, наблюдая, как, прежде внимательно слушающие ребята, теперь поминутно крутили головы в сторону работающей племянницы.
– Ну что, все понятно? – спросил он с некоторой иронией.
– Понятно, а если будут вопросы, можно будет приехать спросить или посоветоваться? – поинтересовался Костас, с достоинством пожимаю пасечнику руку.
– Да, не стесняйтесь. Ну, и сколько маток возьмете?
– Штуки две – три для начала. Нормально?
– Нормально.
Хитрый Савва, потихоньку двинулся к домику. Подошел к Марице, устанавливающей рамку, снял сетку.
– Ох и опасно же у вас здесь находиться, – сказал он, осторожно стряхивая пчелу с сетки и оглядывая себя со всех сторон.
– Ничего опасного. Они жалят только плохих людей, – неохотно пошутила Марица.
– Что ж, значит, я – плохой. В прошлом году – таки ужалила меня пчела в палец. Я не обратил внимания, что она сидела на блюдце с вареньем. И как я ее не заметил пока набирал варенье к чаю? Ух и боль была! Попрыгал я на одной
