Обед, согревающий душу - Ким Чжи Юн
Ынсок только нежно улыбнулся в ответ. Увидев эту улыбку, Чони с облегчением вытерла полотенцем крем с его лица. Убедившись, что она отлично справилась с бритьем, обойдясь без порезов, Чони повесила полотенце на исхудавшее плечо Ынсока и тихо добавила:
— Настолько сильно вы мне нравитесь.
Это неожиданное признание было таким приятным, что Ынсок едва справился с собой. Ему так хотелось увидеть ее сейчас. Заглянуть в ее глаза, увидеть, какое у нее сейчас выражение лица. Спокойный и твердый голос Чони — это все, что он мог сохранить на память об этом моменте. Да яркий маслянистый запах крема, витающий в воздухе.
* * *
Глаза ослепило. Он снял бинты, чтобы ему сделали перевязку, и сквозь веки почувствовал яркий свет. Ынсок тут же сообщил об этом медсестре, и та позвала врача. Врач сказал, что уже можно попробовать открыть глаза. Сидящие рядом родители Ынсока нервно сглотнули. Мама сцепила руки в замок и снова взмолилась небу. Врач повторил, что можно медленно открывать глаза, и Ынсок пошевелил веками. Его ресницы затрепетали, и он понемногу приоткрыл веки, а затем широко распахнул глаза. Сначала он не мог сфокусироваться, и все вокруг расплывалось, но немного погодя он наконец увидел темно-карие глаза врача прямо перед собой.
— Я вижу!..
Мама ахнула:
— Ынсок! Сыночек!
Отец, схватил его за плечо и крепко обнял.
— Молодец, сын. Ай да умница. Справился!
Мама взяла Ынсока за руку и прошептала:
— Спасибо тебе. Спасибо…
Врач и медсестра, стоявшие рядом, радовались вместе со всеми, повторяя, что это настоящее чудо.
Ынсок вытянул руку и стер с маминых щек слезы. В ту же секунду он подумал о Чони. Сегодня будний день, а значит, она будет ждать приезда Кымнам и только около восьми часов прибудет в больницу.
«Как же ей сообщить? Как сказать, что я снова могу видеть ее?»
Чувства переполняли. Он в красках представлял, какое у Чони будет лицо, когда она обо всем узнает. Может, упадет на стул от избытка чувств? Или же закричит от счастья? А какой прекрасной на этот раз будет ее улыбка? Фантазия рисовала миллион картин. Ему не терпелось увидеть ее. Прямо сейчас!
Время приближалось к восьми, и Ынсок засуетился. Глядя в зеркало, висящее у двери в палату, он шепотом репетировал:
— Случилось чудо по имени Чони… Чони, вы — главное чудо моей жизни. Нет, звучит так, будто я уже на пенсии…
И тут дверь открылась, перед ним стояла Чони с пакетом мандаринов. Их глаза встретились.
— Ынсок?
Пакет выпал у нее из рук, и оранжевые мандарины раскатились по всему коридору.
Растерявшись, Ынсок выпалил:
— Жизнь случилась, чудо. То есть Чони случилась. Ох, что я несу! Чудо… Произошло чудо. Я вижу, вижу вас.
Ынсок смотрел на нее. Долго, тихо смотрел на Чони, так и замеревшую на пороге палаты. Она тоже молча глядела на него, пока наконец ее глаза не наполнились слезами.
— Не плачьте. Все хорошо, я теперь вижу, — дрожащим голосом повторил Ынсок.
Чони всхлипнула:
— Видите? Вы правда теперь видите? Видите меня?
— Да!
Чони пыталась сдержаться, но плечи ее дрожали. Она склонила голову и переспросила:
— Значит, чудо все-таки случилось?
— Да!
Тогда Чони уронила голову ему на грудь и заплакала еще сильнее, словно освобождаясь от чувства вины, что преследовало ее все это время. Ынсок погладил ее по спине.
— Это же не шутка? Вы видите, и так останется навсегда? Это же чудо не на один день?
Теплыми ладонями Ынсок обхватил и поднял ее лицо, чтобы они могли увидеть друг друга.
— Да, я вижу и буду видеть еще долго-долго. Еще многие годы я буду так же смотреть на вас.
Даже заплаканное, ее лицо выглядело прекрасным.
Успокоившись, Чони с трудом произнесла:
— Соберите… мандарины. Они раскатились по всему коридору, а все-таки пять тысяч вон за пакет.
«Только что плакала, а теперь отправляет собирать мандарины. Ну как можно не любить эту женщину?!»
Ынсок медленно пошел в конец коридора.
Чони зашла в палату. Все пациенты глядели на нее, и их лица словно спрашивали: «Ну что, отсняли свой романтический фильм?» Чони вспыхнула. Ей вдруг стало стыдно за недавнюю сцену, но она была счастлива. По-настоящему счастлива.
Наступила глубокая ночь. Ынсок наконец-то прогулялся с Чони и теперь, вернувшись в палату, впервые за долгое время уснул спокойно. А Чони все смотрела на спящего Ынсока. Он так долго проходил в бинтах, что она уже успела соскучиться по чертам его лица. Эти тонкие складки на веках и длинные, пушистые ресницы. Эта ровная линия носа, эти губы, что, казалось, умеют произносить лишь добрые, ласковые слова… Она не могла налюбоваться. Но где-то в глубине души зашевелилась странная тревога. Что, если она останется рядом с ним и тем самым навлечет на него новые несчастья?.. Чони вспомнила, как мама Ынсока с нежностью обняла ее в день аварии. Разве это не эгоистично — оставаться подле таких замечательных людей?
Едва эти мысли пронеслись в ее голове, как память подкинула Чони размытое воспоминание о детстве до приюта. Кто-то ругался перед ней и кричал: «С ней теперь вся жизнь насмарку. Как взглянешь на нее, так сразу вспомнишь этого мерзавца. Вот в кого она такая смурная? Разве дети должны быть такими? От нее одни несчастья. Вот увидишь, что-нибудь обязательно случится». Чони склонила голову. Она уже не помнила, кто это сказал: та, что родила ее, или другая — та, что родила ту, что родила ее. Чони бродяжничала лет с четырех и всех обстоятельств уже не помнила, но эти фразы въелись в нее намертво.
Она боялась, что девочка будет ныть. Что будет плакать, приставать к ней, не отпустит ее. И, чтобы утешить маленькую четырехлетку, она повесила ей на шею тонкую цепочку из искусственного золота, обещая вернуться. А затем толкнула в сторону приюта. Та, что зовется мамой. Говорят, Бог создал матерей, потому что не мог сам за всем уследить. Услышав это, Чони окончательно разуверилась, что Бог существует. Она сделала глубокий вдох и вдруг почувствовала тошноту. Выскочив из палаты, Чони побежала в туалет в конце коридора.
Обхватив унитаз, который, судя по запаху хлорки, недавно помыли, Чони извергла содержимое желудка. В рвоте плавали кусочки недавно съеденных мандаринов. Словно испачкавшись в воспоминаниях, она хотела избавиться от этого отвратительного ощущения на душе так же,
