Бесконечное землетрясение - Эван Дара

Они сближаются. Мужчина спокойно смотрит на него.

ИЗВИНИТЕ, — говорит он человеку. — ТИСИНА. НАПРАВЛЕНИЕ.

Мужчина идет дальше. Не замедляет шага, не машет руками. Даже не отводит взгляда, когда они встречаются.

Он останавливается, но не оборачивается. Шорох травы под ногами незнакомца, сначала громкий, постепенно тает. Потом стихает полностью. Он встает, думает: спасибо вам. Этот человек, должно быть, пришел из цивилизованного мира. Он воспользуется этой подсказкой, пойдет в том направлении. Он очень хочет пить.

Через двадцать минут топанья под дневным солнечным бременем он встречает на пути мужчину помоложе, лет двадцати пяти. Молодой человек видал лучшие дни. Его лицо и руки покрыты потеками крови и коростой, кожа глазурована грязью. Старомодная шляпа, возможно борсалино, со шнурком, завязанным под подбородком, сидит на таких спутанных волосах, что они напоминают перевернутое птичье гнездо. На лице застыл сердитый оскал. Когда молодой человек чуть раздвигает губы, видны щербины на месте зубов. Идет он нормально, но при каждом шаге левой ногой слегка подпрыгивает и морщится. Парень повредил лодыжку.

Поначалу ему не хочется заговаривать с молодым человеком. Но ему и не приходится. Тот останавливается, поднимает руку, указывает налево:

— Тисина.

Он останавливается. Кивает молодому человеку.

— Не делайте этого.

ЧЕГО.

— Не благодарите меня.

ЧТО?

— Не благодарите меня.

Он обдумывает эти слова.

— ХОРОШО, — говорит он.

— Не соглашайтесь со мной.

Он отворачивается от молодого человека.

— У меня нет на это времени.

Он снова поворачивается к нему.

А НА ЧТО?

— Это мое дело.

НО ВЫ ЖЕ САМИ.

— Вы заблудились.

ОТКУДА ЗНАЕТЕ?

— Сейчас вы на самом деле тратите мое время.

Он перегруппировывается после подземного толчка. У этого парня не все дома.

ВАШЕ ВРЕМЯ ВАЖНО ПОЧЕМУ?

— Мне оно нужно для накопления. НАКОПЛЕНИЯ? ЧЕГО?

— Оснований для недовольства.

Он снова отводит взгляд от молодого человека, видит три дрожащих дерева. Опять поворачивается.

— Вкладываться теперь можно только в них. Это единственное вложение, которое не провалится. Вообще единственное, что не провалится. Так что загребайте их побольше.

Он понимает, но не понимает.

А ЦЕЛЬ?

— Скопить на черный день.

НО ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ — ТОЖЕ ОСНОВАНИЕ ДЛЯ НЕДОВОЛЬСТВА.

— Нет. Это проценты по вложениям. — Молодой человек чешет корку на руке. Продолжает смотреть на перепахивающее само себя поле. — На рынке человеческих страданий всегда есть тенденция к повышению цен. Вложите в него каждый имеющийся у вас флорин.

ИХ НЕГУСТО.

— То-то и оно, — говорит молодой человек. — Рынок процветает.

Он думает предложить молодому человеку поесть. Потом отказывается от этой мысли. Земля взгорбливается и напоминает ему, что нужно идти дальше. Но он не может удержаться от прощания. Он хочет повысить доходность вложений молодого человека.

Через пятнадцать минут солнце подкапывается под его тюрбан. Зарывается внутрь, начинает жарить скальп. Потом жжет виски, как будто он вообще с непокрытой головой. Пот просачивается из-под левого наколенника, омывает икру. В переливающемся воздухе он видит, как на него надвигается волна землетрясения. Он напрягается, готовится к прыжку. Прыгает, грациозно.

Ненадолго. Жжение в висках, пот градом возвращаются через секунду после приземления, он падает.

Небо: громадное, всеобъемлющее, безоблачное. Он уподобит ему свое терпение. Час дрожащего и колеблющегося хождения превращается в ничто. Его падения исчезают вместе с сопровождающими их звуками.

Он приближается к ряду миндальных деревьев, прорывается сквозь их тени и царапающие ветки, видит двух мужчин. Просто стоят там лицом друг к другу на этом новом пространстве невспаханного поля. Оба мускулистые, оба широкие в бедрах. У одного длинная борода, у другого покороче. Оба в одеяниях цвета загара, измазанных серым, вокруг плеч у обоих завязаны странные яркие тряпки, обувь со шнурками. Пот блестит, как фосфор, в складках их шей.

Они захвачены какой-то игрой или упражнением. Почему здесь, он не знает. Пустое травянистое поле, ничем не примечательное. Но мужчины поглощены своим занятием. Глядя друг другу в глаза, они выхватывают один у другого длинный шест, похожий на копье, передают его туда-сюда. Потом каждый балансирует шестом на манер канатоходца, помогая себе держаться на ногах. Туда и сюда, туда, сюда, каждый маневр вышибает из груди низкий возглас. Неплохо придумано, размышляет он. Такие движения развивают ловкость. Тренируют умение сопротивляться тряске.

Потом второй раунд. Мужчина с длинной бородой хватает шест и вонзает его в землю. Другой забирает его, тычет в почву возле себя. Тоже хорошее упражнение. Движения требуют усилий, координации, легкой регулировки равновесия. Совместного планирования. Это правильно. Сделать спортом навык ставить узкие предметы вертикально. Большая физическая и психологическая польза.

Когда мужчины бросают шест и набрасываются друг на друга, бьют основаниями ладоней друг друга по подбородкам, пинают ноги друг друга, хватают друг друга за горло, он идет дальше. Ни разу не оглядывается. Это ему неинтересно. Пространства вокруг сколько угодно, эта грустная битва за место под солнцем его не касается. Он спотыкается в направлении, в котором, как он надеется, ему следует идти, переступает через копье, катящееся поперек его дороги.

Под безжалостно палящим солнцем он идет, идет, с трудом, но идет, размышляет, не стоит ли ему отказаться от этого слова. Изъять его из словаря. Соответствует ли оно определению, когда его ходьба такая неуклюжая, неравномерная, неуверенная? Заслуживает ли каждая последовательность шагов такой чести? И тогда человек ли он? Выверни слово наизнанку, и оно потеряет смысл. Он не равен своим действиям, но действия определяют его.

Они копались в некондиционном товаре. Так назывались эти овощи и фрукты, слишком уродливые, чтобы их продавать. Морковь в форме кальмара. Яблоки, покрытые коричневой сыпью, будто больны корью. Картошка, неотличимая от корня имбиря. Бананы, приобретшие кофейный цвет, и чешуйчатые, словно прокаженные, апельсины, и гнилая мраморная фасоль, похожая на извивающихся червяков. Сначала он испытывал отвращение, потом научился замечать забавные формы плодов, которые Джинни, его сестра, любила выбирать.

— Это хорошее дело, — сказал однажды отец. — Полезное в планетарном масштабе. Еще один шаг в борьбе против отбросов.

Отец, кажется, не брезговал почти ничем, что сгнило не полностью. Смотреть на это было тяжело. Тогда они жили в Джексонвилле вот уже несколько месяцев. Каждый четверг он ходил с отцом в центр социальной помощи. Сначала выбирали продукты из маленьких дощатых ящиков у задней двери, потом шли по проходу к горкам овощей и фруктов, рассыпанным на расстеленных газетах. Каждую неделю он видел одни и те же лица, бывали и новые посетители. Все в мятой одежде и с неопрятными волосами, большинство с гря зными руками. Иные согнутые, подобно секстанту. Покрытые рубцам и так же. как и плоды.