Песня имен - Норман Лебрехт

Что может выделить исполнителя из череды таких же крепких профессионалов? Лишь искра индивидуальности. Стемп не ослепляет виртуозностью исполнения, но его фразировка весьма своеобычна. Не стану долго разглагольствовать, тем более что профессор Бринд уже клюет носом. Мне доводилось слышать всех крупных мастеров наших дней, начиная с Крейслера, но это довольно-таки необыкновенное рубато заставило меня навострить уши.

— Итак, что вы предлагаете? — осведомляется Олли, беззастенчиво глядя на часы.

— Сдается мне, — продолжаю гнуть свою линию, — что мальчику недостает культурного багажа. Он пробует то один прием, то другой, а почему он их использует и уместны ли они здесь — ему, похоже, невдомек. Все, что ему нужно, — расширить кругозор, овладеть тем, что у немцев зовется Bildung и что в наш век материализма, боюсь, из школ подчистую исчезло. С вашего позволения, мистер Адамс, я хотел бы сделать кое-что extra vires[67]. Мы вручим, как решили, Тосайдскую премию и разные утешительные призы проигравшим, но в дополнение к этому я бы хотел наградить Питера Стемпа премией «Симмондского фонда» за 1991 год и выделить ему грант в размере двух тысяч фунтов на поездку и образование.

От восторга Олли едва не теряет дар речи.

— Невероятная щедрость с вашей стороны, мистер Симмондс, — лопочет он. — Вы даже не представляете, как люди в округе будут гордиться тем, что у них есть свой лауреат Симмондской премии, а какой будет резонанс! Никто не вернется домой с пустыми руками. Сегодня в Тосайде нет проигравших — одни победители!

— Призы надо выдать всем, — с нажимом заявляет Бренда Мерч. — Для политкорректности.

Фред Берроуз — он-то ведь не дурак — смотрит на меня озадаченно. С благостной улыбкой на устах собираю бумаги и во главе остальных судей церемониальным шагом возвращаюсь в зал Клемента Эттли.

На часах без десяти десять, новостные камеры моргают красными лампочками, и мы поднимаемся на сцену, где нас ожидают мэр и микрофон. Микрофон на месте и работает, а вот мэр вышел из строя.

— Валяйте без меня, — сдавленно шепчет Фроггатт из кресла на уровне наших подошв.

Растерявшаяся Сандра с надеждой смотрит на Олли, но тот отстраняется, и тогда она поворачивается ко мне, председателю.

Публичных выступлений я боюсь как огня, однако выхожу на середину, хватаюсь за микрофон — и выдаю спич.

— Уважаемый лорд-мэр, дамы и господа, — легко соскакивают с языка шаблоны, — от лица всех судей возьму на себя смелость заявить, что для нас было огромной честью и удовольствием вкусить плодов нового урожая с прославленной грозди тосайдских музыкальных талантов.

— И приложиться к лучшим урожаям из коллекции мэра, — бурчит Фроггатт где-то у носков моих туфель.

— Конкурсанты всех возрастных групп, — продолжаю я, — в особенности самые юные, продемонстрировали поразительно высокий уровень подготовки. Не стану вас томить и совсем скоро объявлю имя победителя, — сдавленный «Зиндабад» со стороны пошивочного столика, — однако я не просто так сказал, что мы были потрясены. Ваша земля произвела на свет таланты, которым невозможно внимать без восторга и восхищения. И мы единогласно и единодушно сошлись на том, что было бы несправедливо отпустить хоть кого-то из сегодняшних финалистов без награды. Поэтому Отдел по делам искусств и досуга города Тосайда и моя компания «Симмондс лимитед» постановили присудить пять дополнительных призов. От Искусств и досуга одна тысяча фунтов достается Ашутошу аль-Хаку, — нестройный «Зиндабад», — три именных стипендии от городского совета — тем, кому немного не хватило до победы, а от «Симмондского фонда» приз в две тысячи фунтов вручается Питеру Стемпу.

От аплодисментов по телу разливается приятная отрава. Так пространно выступать на публике мне не доводилось с самой бар мицвы, и я настолько вошел во вкус, что Сандре Адамс приходится толкнуть меня локтем, чтобы закруглялся, а то камеры скоро выключат.

— Дамы и господа, — финиширую я, — это не утешительные призы. Это знак нашего безусловного признания вашего безусловного таланта и труда. Что ж, я достаточно держал вас в напряжении. С радостью готов объявить, кого же ждут первая в истории тосайдская премия «Молодой музыкант года», равно как приз в пять тысяч фунтов, концерт с Тобурнским симфоническим оркестром и сольное выступление в Лондоне. Победителем, по единодушному мнению жюри, становится… Мария Ольшевская.

Еще хлопают пузырьки, хлопают пробки, чмокают поцелуи, звучит чудесная прелюдия Шопена в исполнении лауреатки, а ее папаше уже не терпится обсудить со мной ее лондонский дебют. У него за спиной маячат Питер Стемп и его мамочка. Оделяю всех визитками и рукопожатием и ускользаю, дабы музродители с их амбициями не загасили во мне благодатного огня. Высматриваю Фроггатта, хочу поблагодарить за гостеприимство, но мэр уже отчалил к себе и отключился.

— С тех пор как от него ушла жена, его стало не узнать, — поясняет Сандра Адамс. — Переехал к дочери в Брайтон, на публике почти не появляется.

Мы с Сандрой условливаемся встретиться за завтраком в моей гостинице, чтобы обговорить детали еще одной, торжественной, церемонии награждения, и я прощаюсь с ней с чувством хорошо сделанного дела, что на моем поприще редкость. Ночь свежа, на улицах полно молодежи. Ощущая себя в безопасности — не то что в центре Лондона, — совершаю короткий марш-бросок до гостиницы. Ходьба должна бы меня успокоить, но успокоиться не выходит. Слишком близка песнь сирены. Лежа в кровати, слушаю, как стихают вопли припозднившихся гуляк, и мечтаю заснуть. После трех горошин «Корня хаммамилы», одной валерьянки и нембутала меня наконец поглощает милосердная тьма.

На завтраке Сандра появляется ровно в восемь, тютелька в тютельку; одета по-женственно-деловому. Серый ангорский свитер, плиссированная юбка, в ушах небольшие сережки, губы тронуты нейтральной помадой. Освободившись от вечернего туалета и груза ответственности, она пышет ароматом свежевымытого тела и совратительной бодростью. Пожимаем руки (приветственные поцелуи в этих краях не в ходу), садимся, и я ловлю себя на том, что мысленно раздеваю свою визави: свитер податливо скользит через гладкую, без «вавилонов», голову, с плеч падают бретельки атласной комбинации, я почти уже расстегиваю лифчик (наверняка, сугубо практичный) фирмы «Маркс энд Спенсер» — и резко возвращаюсь к действительности. Дело прежде всего. Для фантазий еще будет масса времени.

Не дожидаясь, пока я отодвину ей стул, Сандра усаживается за столик. Заказывает «Здоровый завтрак» и, указав на свою талию, с долей кокетства вздыхает:

— Заведомо проигранная битва.

— Вы точно сопротивляетесь лучше, чем Ирак, — остроумничаю я, и она хихикает.

Пока мы ждем заказ — я ограничился пустым чаем с бутербродом, — она извлекает утренние газеты. На первой полосе «Тобурн газетт» скалит зубы триумфантка Мария Ольшевская, внутри — подробный репортаж. Награды вручались чуть