Четверть века назад. Книга 1 - Болеслав Михайлович Маркевич

– Актер? Это хорошо! Графиня (он назвал по имени жену свою), – очень любит театр. Что играете?

– «Гамлета», ваше сиятельство! – прохрипел Елпидифор.

– Не знаю! – и граф приподнял свой ладони.

– C’est sérieux! – объяснила Аглая. – Но они еще играют одно такое смешное…

– «Льва Гурыча Синичкина», ваше сиятельство!

– А! – вспомнил он и ткнул пальцем по направлению исправника. – Живокини4 еще играет?

– Точно так, ваше-с… – чуть не заржал в ответ на милостивый вопрос осчастливленный Елпидифор.

– Хороший актер! – поощрительно отозвалось его сиятельство. – Смешит меня!..

– Не пройдем ли мы ко мне? – предложил князь Ларион, все время морщившийся от этого разговора.

– Пойдем, поговорить надо!.. Шалунья! – Он еще раз погрозился пальцем барышне и отправился, сопровождаемый князем, в его покои.

Шажкова – это был особый тип московского чиновника, служащего из-за «крестишек», нечто среднее между Фамусовым и Молчалиным, крепышок на петушьих ногах и при петушьей надменности, – Шажкова увели кормить…

XXVI

– Я твое письмо отослал, как есть, – говорил граф в библиотеке, усевшись в самую спинку большого вольтеровского кресла и уложив локти по его ручкам, а ножки свои сдвинув крест-накрест; он очень походил в этом положении на индийского бога Вишну.

– И апробуете? – спросил князь Ларион.

– Что же, написал по совести – апробую!

– Я не приму никакого места, связанного с какими-либо полицейскими обязанностями… Не потому, чтобы я отрицал пользу полиции; хорошая полиция при нашем невежестве – все… или почти, и долго еще будет все, – слегка вздохнул князь, – только я на нее не способен… Слишком хорош или слишком дурен, как хотите… – Он усмехнулся.

– Без полиции нельзя! – пропел граф.

– Да, но и она мертвое орудие у них в руках… Поглядите, что делается кругом: воровство, неправосудие, отсутствие ума везде… Вот за чем смотреть, что карать, о чем печалиться!.. А они науки боятся и образованных людей преследуют!.. Припомните мое слово, – с какою-то невольною торжественностью возвысил голос князь Ларион, – здоровую мысль они теперь в подземную трубу гонят; в следующем поколении она у них оттуда или взрывом, или гнильем выйдет!..

– Знаю! Не я! – отмахнулся обеими ладонями Вишну. – У меня в государственном совете (на его языке это означало московский английский клуб) каждый вечер дела решают, приговоры… Пусть! – он выставил вперед нижнюю губу и добродушно рассмеялся. – Опять славянофилы какие-то есть… знаю; на Собачьей площадке собираются умные люди1, государства делят… Мне пишут из Петербурга: наблюдай, чтоб не смели! Я им пишу: вздор, я отвечаю, пусть болтают! Преследовать будешь – хуже! Я мошенников и шулеров одних вон из Москвы гоню!..

– До чего это доходит, в какой обман вводят Государя! – заговорил опять князь. – Вот тут у нас молодой человек есть, сосед, на профессорскую кафедру готовился…

– Фамилия как?

– Гундуров.

– Гундуров? В Клястицком гусарском полку был один Гундуров, майор, веселая голова. Не отец?

– Нет, отца я знал, никогда военным не был… – Князь Ларион рассказал повесть нашего героя.

– Пустяки! – засмеялся граф. – Зачем ездил в Петербург? Мне бы просьбу подал – отпустили бы.

– Я на вас и рассчитывал, – с живостью заговорил князь опять, – вы одни можете поправить это дело. А я, – кашлянул он, – имею причины желать… Желал бы ему услужить…

Старик взглянул на приятеля и словно понял «причины»; губы его приняли насмешливое выражение:

– Сосед? Бывает у вас часто?

– Театр этот у нас затеялся! – князь Ларион сморщил брови…

– Отчего? Могу! Зимою Двор приедет – доложу!

– Очень вам благодарен за него, – поспешил сказать князь. – Отказ в паспорте приводил молодого человека в отчаяние… Я ему советовал… пока… по России проехаться…

– Хорошо, пусть поедет! Ему полезно! А тебе я хотел сказать насчет тебя… Все в твоих руках. И сила твоя будет! Потому он будет твой (разумелся сильный человек, от которого шли предложения князю Лариону и с которым сам граф находился в давнишних коротких отношениях): – породниться с тобой хочет!..

– Породниться? – чуть не вскрикнул князь Ларион.

– Да, чрез твою княжну!

– Через Hélène?.. – у него сперлось дыхание.

– Племянник у него, Анисьев граф! – продолжал петь акафистом граф.

– Сын этой?..

– Знаю! – понял и подмигнул старик. – Шельма большая…

– И я не догадался об этом в Риме! – с отчаянием восклицал внутренно князь Ларион. – Этот Анисьев… – начал он и не мог кончить.

– Тридцати нет, давно полковник, пороху не нюхал; очень ценят!.. Исполнитель! – нижняя губа графа выставилась вперед. – При Александре Павловиче не таких выбирали! – объяснил он мысль свою.

– Он, кажется, зимою был в Москве проездом, – вспомнил князь, дрожащей рукой проводя себе по лбу, – я его карточку видел как-то. Он был у Аглаи Константиновны.

Граф заговорил опять:

– Пишет мне (все тот же сильный человек), что сестра его за границей с твоей невесткой насчет этого сговорились уж!

– От меня скрыто! В первый раз слышу!

– Не знаю! – ладони откинулись назад; – он пишет мне… А все без тебя нельзя, ты родной дядя, опекун!

– А! Так вот они отчего, предложения! Не служба моя нужна… государству… а роденьку к богатой… невесте… пристроить! – едва мог говорить от пронимавшего его бешенства князь. – Торг мне предлагают: вот тебе… портфель, а… а ее… Так напишите же им… что… что я ни собой… ни племянницей моею, княжною Шастуновой, не торгую!.. Мне… от них… ничего не нужно! Господина этого… Анисьева я не знаю и согласия моего наперед не даю… А там, – чуть не воплем вылилось у него из груди, – я не отец, могут отдать ее и без моего согласия…

Старый Вишну невозмутимо внимал, глядя ему прямо в лицо и недвижным истуканом сидя в глубине своего кресла; только пухлые его пальцы слегка приподнимались и опускались на оконечностях ручек.

– Как был в двадцать лет, горячка все также! – запел он наконец снова своим однозвучным голосом. – Сердиться зачем? Не хочешь? Сказал. Довольно! Я напишу ему… А теперь прощай! – молвил он, разом подымаясь с места. – Завтра в вечер в Нарцесове хочу быть: там у меня винокурня сгорела…

Князь Ларион был так взволнован, что и не думал удерживать его.

– Прощай, Ларион!

И, выставляя заранее обе губы вперед, старик подошел к нему, взял его за оба плеча и поцеловал в обе щеки.

– Прощайте, почтенный друг мой, – сказал князь, – и благодарствуйте во всяком случае!..

– Прощай!.. Надо с твоей княгиней проститься!..

Он двинулся – и вдруг остановился:

– А что ты как был, так и есть, – это хорошо! Таких теперь мало! – почему-то шепнул и подмигнул он князю Лариону. – Мы настоящие были, верные слуги! Не то, что нынешние, исполнители! – презрительно повел он губами и, покачиваясь с боку на бок, бодрыми шагами