Мечта маньяка - Григорий Аркатов

– Она написала жалобу.

– Да пошла она на хуй!

– Именно этого она и требует.

– Не от меня…

– Ты у них на крючке.

– Пусть тоже идут на хуй!

– Сделай дело и всё закончится.

– Ты этого хочешь?

– Я твой адвокат. Мои желания тут не при чем.

– Но если бы я был твоим парнем…

– Ты не мой парень.

– А как же…

– Просто сделай это.

Я почувствовал внутри себя острый морально-эмоциональный надрыв и понял, что продолжать телефонный разговор более не имеет смысла. Казалось бы, чужой голос сухо бросил:

– Пока, – а потом рука автоматически сделала всё остальное: оборвала связь, сунула телефон в карман, нервно погладила неделю небритый подбородок.

Чёртовы юристы! Они всегда знают, что мне нужно делать. Будто они боги, а не люди. Но сейчас мне всего лишь нужен был друг. Точнее подруга. Лучше, если девушка. Мне хотелось бы положить свою голову ей на колени и наивно-созерцательно смотреть в её бездонные глаза, о чем-то думать, мечтать…

Не вышло.

Ещё одна женщина не поняла меня так, как мне того хотелось. Ей не удалось увидеть меня настоящего. Она предпочла мне другое – некие очень важные дела.

Но что может быть важнее меня?

Ничего!!!

Я и мое сердце – это центр моей Вселенной. В нем не должно быть дел, не связанных со мной.

Но они были…

Я не понимал почему, но они были. И мне было очень больно от этого горького осознания.

– Ладно.

На этот раз я разговаривал сам с собой. Вслух.

– Придётся сдаться.

Хотя, что там говорить?!

По телефону или самому себе – одна херня. Кричать, ругаться, брыкаться и прочее. Слишком много слов о нежелании, угнетении и освобождении. Однако на деле я уже давным-давно смирился. Я принял свою роль, как крайнюю необходимость делать утреннюю гимнастику, в которой логически нет никакого смысла, но которую делегировал некто сверху.

От себя не убежишь.

Слишком много бегства. Слишком частый самоотвод.

И как бы мне не было больно или неприятно, я всё же стоял этой темной ночью под домом той, которая хотела от меня жаркого секса. Искусственный свет падал на меня из многих освещённых окон. И мне было интересно: какое принадлежит ей?

Почему?

Не знаю.

Возможно, просто так…

И всё же, для чего был нужен мой последний звонок адвокату?

Вы точно это знаете.

Всего лишь старая добрая саморефлексия. Жалость к себе. Скупая слеза по так и не обретенному счастью.

Ещё минута нерешительности. Мимо проходил человек в красной кепке и белой футболке с изображением ярко-красного сердца, разбитого напополам.

– Есть закурить? – спросил он.

– Не курю, – ответил я.

Он пошёл дальше, а я сделал шаг вперёд к зияющему просвету подъезда.

Кто-то мог бы благоразумно его захлопнуть, запереть, а ключ выкинуть в самый глубокий океан. Ну, постоял бы я тогда под дверью, стуча в безответную дверь. И был бы повод развернуться и уйти, снова оказаться лежащим на диване в вечном поиске причин и следствий. Однако сегодня моя судьба безапелляционно заняла определенный сегмент возможностей и вариантов. Она двигала меня вперёд.

Я шагал по бетонным ступенькам подъезда, ощущая себя невыносимо сонным. И тянущее ощущение в животе подсказывало что-то, чего я не мог понять, только почувствовать.

Я подошёл к лифту.

Простая кнопка. Минимум манипуляций. Звук движения в шахте – скрежет натяжения тросов. Прям-таки моя нервная система. Секунд через двадцать из лифта вышла девушка с плеером в ушах. Она не заметила меня. Она прошла мимо, не поднимая глаз. Я проводил её взглядом. Коротенькие джинсовые шорты, облегающие аккуратную попку, тщательно выбритые ноги, коротенькая белая футболка поверх торчащей молодостью груди второго размера. Шёлк волос на плечах. Ничего лишнего.

Её бы я трахнул без вопросов.

Но выбираю не я. Выбирают меня.

Я вошёл в лифт, нажал на семнадцатый этаж. Чертова сука забралась почти на самый верх.

– Да-да-да…

Пытаясь напевать, я надеялся снизить внутреннее напряжение.

Нет. Я не волновался. Волнение – это когда чего-то очень сильно ждёшь, переживаешь, что вдруг не получиться. В данном случае – херушки. Меня всего сжало внутри, словно белого карлика.

Лифт тем временем медленно двигался вверх.

– Да-да-да…

Не помогало.

Наконец раздался звоночек. Двери лифта раскрылись, приглашая на выход. И я вышел. Мне нужна была квартира сто сорок семь. Она была слева. Там меня ждала ещё одна кнопочка и ещё один прилив нервозного адреналина.

Секунду погодя в двери заскрипел засов, потом дверь приоткрылась в мою сторону.

– Привет.

– Привет.

– Заходи.

Мышцы деревенели из-за осознания грядущей повинности. Они отчаянно пытались меня защитить, парализуя руки и ноги. Но мозг уже принял решение. Он хотел пережить это, а потом глубоко спрятать. Иногда срываться на приступы рвоты при внезапном прорыве воспоминаний, но в большинстве своём не знать и не помнить. И он мог заставить мышцы подчиниться.

Я вошёл внутрь. На меня пахнуло ароматом духов и запахом домашнего уюта. Вероятно, здесь имелись жареные гренки и наваристый суп. Приготовить такое без чувств совершенно невозможно.

Так кто тут гнида?!

Такое осознание заставило меня усомниться в правильности моих выводов.

Может, я драматизирую? Может она прекрасный душевный человек?

Скинув ботинки, я вновь взглянул на лицо с огромной бородавкой. Мне очень хотелось, чтобы это лицо кривилось от похоти. Но оно как назло выглядело вполне нормально.

– Шампанского? – поинтересовалась Катя.

Она была одета в интересный розовый халатик и выглядела счастливой. Никакой уродской улыбки, притянутой за уши, не было.

Я молча кивнул.

– Проходи в комнату. Я сейчас принесу.

И всё так чинно, благородно, что даже и не придраться. Она с нежностью коснулась моего предплечья.

Я сделал, как мне было велено – вошёл в комнату.

В комнате был полумрак. Горели свечи. Их было три: одна побольше и две поменьше. Все они располагались на низком журнальном столике из лакированного дерева. Это были свечи в виде фигурных стеклянных чашек. Каждая изображала своего собственного зверя. Я узнал медведя и крокодила. Третий зверь имел слишком размытые черты и потому остался неидентифицированным. Кроме того у каждой чашки был свой цвет: белый, голубой, оранжевый. И это создавало в комнате иллюзию северного сияния.

Свечи зажгли только что. Это определялось из того, что комната лишь начала заполняться неопознанными приятными ароматами.

Сам журнальный столик стоял посреди комнаты. Перед ним был установлен большой телевизор, напротив – большая кровать. Такая диспозиция подходила ярой любительнице мыльных опер, мороженного и пончиков.

Но сегодня телевизор был чернее чёрного. Мороженного, чипсов и посыпанных сладкой пудрой пончиков тоже не наблюдалось, Сегодня