Таёжный, до востребования - Наталья Владимировна Елецкая

– Но им известно, что вы не женились на Шохруз.

– Разумеется, они знают, что свадьба не состоялась. Отец, дабы сохранить лицо и не рассориться с родней, телеграфировал в Ташкент, что меня срочно отправили в длительную и дальнюю командировку по линии Министерства обороны, поэтому свадьба не может состояться. Мой новый адрес явился убедительным доказательством. Учитывая, что Шохруз через несколько месяцев вышла замуж, версия отца оказалась правдоподобной и достаточной для расторжения помолвки. Вот, Зоя, такова моя история. Простите, что отнял у вас столько времени. Хотел покороче, но не получилось.

– Все в порядке, Рустам. Без подробностей ваша история не была бы такой исчерпывающей. Но что же вы?.. Как вы теперь?..

– А что теперь? – Вахидов, казалось, удивился моему вопросу. – Когда Валя уехала, я перебрался из семейного общежития сюда, и не жалею. Здесь гораздо тише, спокойнее. У меня отличные соседи: Игорь, Денис, Савелий… Да и стационар совсем рядом, через дорогу.

– Я не об этом. Вам нужно налаживать свою жизнь. Вы ведь знаете, что Валя не вернется. Как бы вы этого ни хотели.

Рустам пристально посмотрел на меня и, помолчав, спросил:

– А разве вы сами не зациклены на человеке, который разрушил вашу жизнь и из-за которого вы сюда переехали?

Вспыхнув, я резко спросила:

– Кто вам рассказал?

– Никто. Не думаю, что вы посвятили кого-то в свою историю. Возможно, знает Нина, но и в этом я не уверен. При всей своей внешней открытости вы весьма замкнутый человек.

– А если я скажу, что вы ошибаетесь и никакой истории нет?

– Тогда я отвечу, что вы лукавите.

– Даже если так, не ждите ответных откровений. Во всяком случае, не сегодня.

– Я и не жду. Тем более уже за полночь.

– Как – за полночь? – я взглянула на часы и вскочила. – Ох, Рустам, из-за вас я не высплюсь, а мне утром ехать в Богучаны! Надо быстренько тут прибрать.

– Идите, Зоя. Я вымою за нами чашки, это несложно. Все равно я еще не хочу спать.

– Хорошо. – Я направилась к двери. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Зоя.

– Рустам…

– Да?

– Спасибо, что рассказали. Для меня это очень важно.

В общежитии стояла тишина. Поднимаясь по лестнице, я поймала себя на мысли, что больше не испытываю ощущения, будто я задержалась в гостях у неприветливых хозяев.

Нет, общежитие не могло стать мне домом. Но и местом, в котором неприятно находиться, оно перестало быть. Возможно, это было связано с маленькой, но важной победой: открытием столовой. А возможно, причина заключалась в откровенном рассказе Вахидова.

Я поняла, что не одинока в своей попытке наладить новую жизнь на обломках прежней. Рядом есть люди (и наверняка не только Рустам), которые так же, как и я, продолжают двигаться вперед, как бы ни хотелось порой опустить руки и предаться отчаянию.

15

В девять часов утра я стояла во дворе приемного покоя, ожидая, пока медсестра терапевтического отделения сопроводит вниз пациента, направленного в Богучанскую ЦРБ для дополнительного обследования. Пациент был по неврологическому профилю, поэтому я сопровождала его, как и сказала Фаина Кузьминична. Это был законный повод отлучиться с отделения.

Во двор въехала скорая и остановилась у входа. Водитель вышел из машины, разминая в пальцах папиросу. Это был Бровкин, который встречал меня на станции в день приезда.

– Доброе утро, Иван Афанасьевич.

– А, доктор Завьялова! – Шофер узнал меня и заулыбался. – И вам здравствуйте.

– Как ваша «ласточка»? Летает так же быстро?

– А что ей сделается? – Бровкин заложил не прикуренную папиросу за ухо и похлопал рафик по капоту. – Мы с ней как ниточка с иголочкой, куда я – туда и она.

– Вы бы как-нибудь пришли ко мне на прием со своей ногой.

– Буду я у вас время отнимать! Сделать вы все равно ничего не сделаете, а мне и с такой ногой неплохо, машину водить не мешает – и ладно.

– И все же я бы вас посмотрела, Иван Афанасьевич. Много времени это не займет.

Разместив пациента в салоне, я устроилась рядом, на откидном сиденье. Шофер занял место в кабине, и рафик выехал со двора. В этот раз скорая могла не спешить. Но лично у меня времени было в обрез. Я должна была вернуться в стационар до конца рабочего дня, а перед этим не только разыскать в архиве ЦРБ статистику заболеваний разных лет, но и законспектировать ее. Для этого в моей сумке лежали толстая тетрадь, шариковая ручка и карандаш.

Пациент – сорокапятилетний работник леспромхоза Михаил Якимов – лежал на носилках и смотрел на замазанное белой краской оконное стекло, словно мог что-то разглядеть. Он избегал встречаться со мной взглядом и явно испытывал нравственные страдания. Я очень ему сочувствовала, но, следуя моральному кодексу врача, никак это не показывала.

Две недели назад я диагностировала у Якимова вторую стадию болезни Паркинсона. Диагноз основывался на характерных симптомах: тремор конечностей, неустойчивая походка, застывания, проблемы с речью. Удивляло другое: насколько ранним и стремительным оказалось заболевание.

Для болезни Паркинсона, считающейся недугом пожилых, характерно постепенное развитие; переход от одной стадии к другой занимает обычно несколько лет.

На первом визите Якимов сообщил, что первые проявления у него начались около трех лет назад. Появилась небольшая скованность в левой руке, но он не придал этому значения. Через некоторое время скованность усилилась. Когда к ней присоединилось дрожание пальцев, Якимов забеспокоился всерьез. Характер его работы требовал абсолютно здоровых рук. Он работал заготовщиком материалов для художественных изделий из дерева и бересты. Одно неверное движение ножом-косяком – и заготовку можно выбрасывать. Недуг заметили коллеги Якимова и посоветовали обратиться в леспромхозовский медпункт. Из медпункта его направили в амбулаторию при стационаре.

Мой предшественник, невропатолог Дегтярев, диагностировал у Якимова остеохондроз позвоночника и прописал физиотерапию и лечебную физкультуру. Когда болезнь затронула вторую руку, походка стала неустойчивой, а речь – невнятной, Дегтярев предположил, что Якимов перенес на ногах микроинсульт, и назначил уколы церебролизина, в данном случае абсолютно бесполезные. К симптомам присоединились бессонница, быстрая утомляемость, перепады настроения и дрожание челюсти, но даже тогда Дегтярев не догадался заглянуть в справочник неврологических патологий, хотя на этой стадии и без справочника должен был догадаться о диагнозе. Складывалось впечатление, что Дегтярев, будучи студентом, не посетил ни одной лекции по паркинсонизму, а когда готовился к экзамену, не дошел до соответствующего билета.

– Я ведь не поправлюсь, да? Эта хворь, которая меня одолела, она неизлечима.

Речь