Я и моя судьба - Лян Сяошэн

– Да, время другое. Но ты же должен признать, что больше всего этому десантнику помогли те, кто, обливаясь потом, бегал туда-сюда! Парни сделали свое дело, но ничегошеньки за это не получили. Разумеется, они будут недовольны, так уж устроены люди.

Вторая сестрица лишь открыла рот, не зная, что и ответить.

Отец на какое-то время оцепенел, после чего выдавил из себя:

– Неужели ты собираешься забрать эту куртку, продать ее и потом разделить выручку?

В этот момент из комнаты родителей с тазиком в руках вышла старшая сестра и сердито заявила:

– Когда братец-десантник подносил мне свою куртку, то совершенно ясно сказал: «Дарю тебе на память». Он не сказал: «Дарю вам», и вы, партсекретарь, это прекрасно слышали. А раз так, то никто не посмеет унести ее из нашего дома!

Партсекретарь попал в щекотливое положение.

Он принялся объяснять, что пришел вовсе не за курткой и что тем более не собирался ее продавать и распределять вырученные за нее деньги.

Не выпуская из рук шашлычок из змеиного мяса, он встал из-за стола, подошел к очагу и, присев на корточки, обратился к отцу:

– Эх, Юнван, да я же для вас свой в доску, неужто не знаешь, как я отношусь к твоей семье? Мне ничего от вас не надо, я всего лишь хотел предупредить тебя. То, что всегда найдутся недовольные, – обычное дело, так не лучше ли их просто уважить, купить, к примеру, тех же сигарет? Так уж принято. Хотя сейчас значение коллектива уже не то, да и власти у меня как таковой нет, но я все-таки в ответе за то, чтобы наш народ жил сплоченно…

Выслушав его монолог, старшая сестра не нашлась с ответом.

Он говорил разумные вещи, да и посыл был с его стороны самый что ни на есть искренний, он ведь желал добра.

Отец мельком глянул на мою старшую сестру, опустил голову, на какой-то миг задумался, после чего отчетливо произнес:

– Хорошо, партсекретарь, послушаюсь тебя и куплю сигарет, а ты потом от лица нашей семьи раздашь их кому нужно.

Сказав это, отец снова глянул на мою сестру.

Та, не проронив ни слова, вышла во двор и выплеснула там воду.

В это время отец тихонько обмолвился, что у него на данный момент напряженка с деньгами, покупать сигареты не на что, но тут же добавил, что сигареты ведь может купить Чжан Цзягуй.

Партсекретарь на это сказал, что ему без разницы, кто их купит, в конце концов, Цзягуй – тоже свой человек. Ведь в любом случае, на Праздник весны у него со старшей сестрой будет свадьба, и, переезжая, она все равно прихватит эту куртку с собой, а значит, куртка станет их общей собственностью.

Перед уходом он вытянул из столешницы еще один шашлычок со змеиным мясом и как следует с двух сторон обмакнул его в рассол. Очевидно, обмакивание еды в какую-нибудь приправу уже превратилось в его страсть.

После ужина старшая сестра надела кожаную куртку и принялась крутиться перед зеркалом с отколотым уголком. В нашем доме были всего две маленькие комнаты. В одной жили родители, в другой – мои сестры. Средних размеров зеркало с отколотым уголком стояло поверх старого сундука. Сундук входил в приданое моей матери, зеркало из-за попадавшей в него влаги уже давно пошло пятнами, поэтому в нем все отражалось как в тумане. По словам второй сестры, старшая сестра очень редко смотрелась в зеркало – она знала, что красива, смотрись не смотрись, красота все равно при ней остается. А вот вторая сестра, по ее же собственным словам, наоборот, проводила у зеркала куда больше времени, и при этом всякий раз ей хотелось его разбить. Она признавала, что одно время завидовала старшей, однако когда был решен вопрос свадьбы старшей сестры с Чжан Цзягуем, завидовать перестала. К чему тогда вообще сдалась красота, если все равно придется пропадать в Шэньсяньдине да еще и выходить замуж за самого заурядного человека?

Потом вторая сестра рассказала, что в тот вечер 13 сентября 1982 года, когда старшая при свете малюсенького огарка свечи облачилась в короткую куртку из тончайшей натуральной кожи, то заворожила своей красотой даже ее. Как сказали бы современные пользователи сети, полный отпад.

Старшую сестру ее собственная красота, похоже, тоже застала врасплох, тем не менее на ее лице не отразилось ни малейшего признака самолюбования; наоборот, оно оставалось совершенно каменным. По словам второй сестры, «она выглядела так, словно ее покинула душа».

Родители перед сном заперлись в своей спальне, что выглядело более чем странно. У них была настолько тесная комнатка, что при закрытой двери в ней сразу становилось очень душно. Дверь на ночь в ней всегда держали открытой – разве что зимой затворяли.

Такая странность в их поведении привлекла внимание второй сестры. Она словно кошка подкралась к двери и услышала, что родители о чем-то разговаривают.

Мой отец, Хэ Юнван, был единственным ребенком в семье; мой дед – тоже, то есть в каждом поколении имелось всего по одному наследнику. Родители оба носили фамилию Хэ, и, поскольку у них уже имелось две дочери, третья была бы перебором. Ведь девочки обычно уходят в другую семью.

Отец переживал это обстоятельство всем сердцем.

Мать мучилась не меньше.

В итоге они решили завести меня. И вот я пребывала в утробе матери, готовясь вот-вот появиться на свет.

В те годы политика планирования рождаемости в деревнях позволяла иметь двоих детей, иначе говоря, в отношении крестьян учитывались такие моменты, как наличие или отсутствие сына и количество в семье наследников. Как там было в других местах, я говорить не берусь, но в нашем уезде дела обстояли именно так. Однако несмотря на разрешение иметь двоих детей, если в семье так и не рождался сын, то тут уж следовало пенять на себя, политика и сочувствие – вещи несовместимые.

Отец как мог молился о ниспослании ему сына и даже выработал стратегический план. Мать считала этот план не иначе как гениальным: когда шел разговор о свадьбе старшей сестры, ей едва исполнилось шестнадцать, через год, то есть в сентябре 1982 года, ей будет семнадцать; на момент свадьбы, которая планировалась на Праздник весны, до полных восемнадцати лет ей не хватало бы всего каких-то двух с лишним месяцев. В Шэньсяньдине такая ситуация считалась нормальной: сперва разрешалось сыграть свадьбу, а спустя два с лишним месяца – уже законно оформить отношения.

И тогда по факту в нашей семье должна была остаться лишь одна дочь, а именно моя вторая