Солнце, тень, пыль - Борис Крижопольский

ним и познакомились. Я был тогда в Гоа. Сходил на пару вечеринок – они мне довольно быстро осточертели. Не знаю, как люди зависают там месяцами. Ну, неважно, надо было посмотреть, что это – я и посмотрел. После этого, взял мотоцикл и поехал по побережью. Один. Хотелось выветрить весь этот тусовочный мусор. Только я, мотоцикл, море и пальмы. В общем, заехал я куда-то, куда, видно, туристы не заезжают, хотя в Гоа не должно быть таких мест по определению. Ищу где бы остановиться покушать. Долго ищу. В конце концов, заезжаю в какое-то селение, и там, на отшибе нахожу какой-то деревенский трактир. Захожу туда. Внутри темно, запах – хоть святых выноси, сидят несколько удолбанцев и уминают какую-то коричневую кашу, на тарелках из пальмовых листьев. Кушают, ясное дело, руками. Выглядело все это не больно аппетитно, но я сильно проголодался, к тому же в качестве этнографического опыта могло пригодиться. Хозяин – старый пират в черной бандане, похожий на старшего помощника Генри Моргана с какой-нибудь «Черной каракатицы». Подхожу к нему, и говорю, по-английски естественно, чтоб дал мне поесть. В принципе, я привык, что меня везде принимают за своего, но одно дело Россия или Кавказ, а тут, все-таки, Индия. Поэтому, когда этот флибустьер ответил мне по-тарабарски, я малость офигел. Я ему говорю: «Друг, ты ошибся. Я тебя не понимаю. Я турист. Дай мне поесть, вот хоть этого, на листьях». А этот удолбанец только смеется и похлопывает меня по плечу. Думает, что я над ним шучу. Я уже подумывал реквизировать у них тарелку с бурдой без спроса, вскочить на мотоцикл, и только они меня и видели. Потом в джунглях поел бы, как человек. Но тут один из этих пиратов встает из-за стола, говорит Моргану что-то, от чего тот меняется в лице, а потом обращается ко мне на иврите.

– Кто, Морган?

– Да нет, Асаф! Это он сидел там, в этой пиратской забегаловке. Так мы и познакомились. Съездили вместе в Пуну, а спустя несколько дней встретились на Арджуна-бич.

Леша провел ладонью по голове, наголо обритой перед поездкой – теперь он любил ерошить отраставшую густую щетину:

– Ну, и что он делал в этом трактире?

– Набирался впечатлений. Кто-то, приехав в Индию, читает Пелевина и распевает «Дюбэ», а кто-то – надевает местную одежду, изучает язык и ходит по таким местам, куда туристы не заглядывают.

– Туристы заглядывают в те места, которые этого стоят, – веско сказал Леша. – Я, например, не собираюсь тратить свое время на изучение индийского быта.

Я вижу вокруг грязь, нищету и толпы попрошаек. Это как-то не вдохновляет на более тесное знакомство.

– Может, если бы ты дал себе труд познакомиться с этой страной по-настоящему, ты увидел бы в ней что-то ещё, кроме нищеты и грязи, – сухо сказал Марик, берясь за книгу.

– Если бы раньше не загнулся от пищевого отравления, или какой-нибудь заразы! Ты посмотри, мы всего лишь попили воды из кулера, на котором было написано: «питьевая вода». Чем это закончилось! Мне тут все уши прожужжали индийской «духовностью», а по мне, так лучше убирали бы мусор. Чего стоит эта их хваленая культура, если они не могут наладить у себя человеческую жизнь?

Марик яростно захлопнул книгу:

– Знаешь, как-то в Арджуне, на одной из тех тусовок, когда по кругу передают джойнт, зашла речь как раз об этом. Один голландец говорил слово в слово то, что ты. И тогда Асаф…

– Опять Асаф…

– … сказал, что Индия сознательно пренебрегла материальной стороной жизни. Я запомнил это объяснение, потому что оно меня поразило. Энергия Индии устремлена не вовне, а внутрь. Пока Запад развивал технологии и обживал внешний мир, Индия занималась поисками Бога.

– Выходит, все те нищие и калеки, которых мы видим, сами выбрали свою нищету? – спросил я.

– Эти нищие и калеки, наверняка, думают о том, где бы достать кусок хлеба, а не о духовных поисках. За них все решили. Они свою судьбу не выбирают, как не выбирают американцы, родившиеся в обществе потребления, проводить всю свою жизнь на ярмарке товаров и услуг.

– Этот Асаф интересный человек. Чем он занимается? Кто он такой?

– Вокруг него много разных слухов. Да он и сам любит о себе рассказывать…

– Я это заметил, – вставил Леша.

– В Индии он уже несколько лет. Говорит, что свободно владеет несколькими местными языками, изучал йогу где-то на юге, жил в буддийском монастыре, в Гималаях…

– … учил психологию в Штатах, участвовал в семинаре по альтернативной медицине на Сахалине, был офицером спецназа, – вмешался Леша, – все это он успел разболтать мне за полчаса знакомства.

– И ты, конечно, этому не веришь?

– Я просто умею считать, геноссе. Смотри сам: армия – четыре года, раз он был офицером. Так? Вторая степень по психологии – минимум, пять лет, итого девять. Плюс несколько лет, как ты говоришь, в Индии. На вид ему лет двадцать пять-двадцать шесть, вот и посчитай – в каком возрасте он должен был начать свои похождения, чтобы все это успеть.

– Ему тридцать семь, – сказал Марик. – Я видел его паспорт.

Мы с Лешей присвистнули.

– Может, он владеет секретом вечной молодости? – спросил я. – Может это, граф Сен-Жермен, собственной персоной?

– Больше похож на собственной персоной барона Мюнхгаузена. Ты хоть обратил внимание, год рождения был до или после нашей эры?

Марик устало махнул на нас рукой и вернулся к чтению. Леша сказал, что пойдет прогуляться по поезду. Я стал смотреть в окно. Поезд пересекал долину, покрытую бурой, выгоревшей травой, с группками невысоких темно-зеленых деревьев. На горизонте виднелись голубоватые горы. Пейзаж был далек от экзотичности, но это была Индия – та Индия, о которой я мечтал с самого детства, страна тайн и чудес. Я хотел прикоснуться к этой тайне и чувствовал, что для этого придется найти свой путь, отличный не только от Лешиного снисходительного пренебрежения ко всему индийскому, но и от самозабвенного растворения в нем Марика.

* * *

На следующее утро мы прибыли в Варанаси. Едва ступив на перрон, мы были захлестнуты волной, запахов, шумов и красок, ошеломляющее разнообразие которых оглушает, ослепляет, обволакивает, пока не выбросит отдышаться на шаткую пристань какого-нибудь гест-хауса. Стараясь контролировать сохранность сумок и карманов и пытаясь не потерять друг друга, мы протиснулись через толпу к выходу, где нас, сразу же, окружил рой оборванцев, требовательно предлагавших всевозможные услуги. Открытое пространство перед вокзалом было запружено мото- и велорикшами. Несколько допотопного вида такси стояло под пальмами. Возле одного из