Идущая навстречу свету - Николай Ильинский

Вскоре соревнование в пении вновь превратится в соревнование тех, кто одним махом выпьет граненый стакан водки. Победителей оказалось мало — все так уже нагрузились спиртным, что зажги спичку, поднеси ко рту, выдохни и тут же забушует пламя.

— О, товарищ лейтенант! — вдруг в самый разгар этого необычного состязания услышал Александр голос старшины Виталия Столенко, который раздвигал товарищей, подставляя стул пришедшему офицеру. — Павел Григорьевич, просим!

— За столом у нас никто не лишний!.. — хрипло запел кто-то из друзей Столенко.

Лейтенант Зайцев был невысокого роста, щуплый и рыжий, даже брови его были оранжевого цвета, Придвигая к себе стул, он смотрел. не на стол, а на Оксану, которая перестала петь и искоса покосилась на лейтенанта. Оказывается, он оставил офицерский сбор и пришел сюда ради Оксаны, за которой ухаживал, но все как-то безуспешно — ей не нравились его рыжие брови, а он с помощью ее брата, старшины Столенко, надеялся завоевать ее любовь. Александр это понял, когда после пирушки стали танцевать под патефон «Брызги шампанского». При первых звуках музыки лейтенант подбежал к Оксане, протянул руку, приглашая ее на танец. Она недовольно крутнула головой, но танцевать пошла, лишь пару раз кинув грустный, даже какой-то обиженный взгляд в сторону Александра. Но не мог он противопоставить черные погоны артиллериста золотым погонам офицера, хотя и тех же войск.

И все же он был уверен, что главная тайна хранилась в коротких взглядах Оксаны на него, а не в улыбке, с которой она обращалась к лейтенанту Зайцеву. Ну что танец — прошли круг, прошли другой и расстались. С большой надеждой, затаившейся в душе, возвращался Александр с вечеринки. «На заре ты ее не буди, — зазвучал в его музыкальной памяти знакомый голос Лемешева, — на заре она сладко так спит…»

III

Служба Александра Званцова подходила к концу. На ладан дышала и армейская газета «Советский воин» — ходили упорные слухи, что ее не сегодня-завтра закроют. Но она все еще подавала признаки жизни, публикуя на своих небольших страничках материалы о войсковых частях армии. Редактор, полковник Костюковский, шумно и тяжело вздыхая, словно продавай на базаре последнюю корову, читал статьи и заметки. Один правил и складывал справа, другие перечеркивал и отправлял налево.

Из достоверных источников мне известно, что дивизионные газеты пока еще останутся, — оторвавшись от почты, повернул он усталое лицо в сторону сидящего недалеко Званцова. — Но… твоя служба кончается? Александр молча кивнул головой. — То-то и оно… Парень ты не ленивый, перо у тебя не тупое, мог бы и в дивизионной газете поработать…

— Мог бы, товарищ полковник, — согласился Званцов.

— Но ты же скоро снимешь погоны…

— Сниму… как только срок подойдет…

— А в дивизионках вольнонаемных не будет, вот в чем загвоздка, — вздохнул Костюковский. — На сверхсрочную тебе пойти, что ли…

— Опять погоны?… Нс хочу, товарищ полковник, — покрутил Званцов головой.

— А зря, почесал левую бровь Костюковский. — Сверхсрочная служба легче срочной…

— Знаю, но…

— Зря, — повторил полковник, — однако тебе виднее, хотя журналист из тебя мог бы получиться… Там вон ящик с бумагами, еще с войны, будет время — разберись, что не нужно — выброси…

— Хорошо, товарищ полковник…

Костюковский вновь углубился в чтение готовых материалов для очередных номеров газеты. Он знал, что скоро будет последний номер, но когда эго будет, не догадывались даже в штабе округа. После работы в Одессе, а потом на Урале Георгий Константинович Жуков вновь был возвращен в действующую армию и назначен министром обороны СССР. С его приходом несколько ослабела идеологическая работа в войсках. Армейские газеты были ликвидированы, в том числе газета «Советский воин», где сотрудничал Александр.

Некоторых из его товарищей по службе уже демобилизовали, и он с нетерпением ждал своего дня. Оставалось неясным, куда уезжать после выхода на гражданку. Нужно было искать учебу или работу после демобилизации. Главное, что хотелось, — это погоны снять: пять лет на плечах и все «рядовые». Это тяжело. Собирался поехать учиться в Ленинградское военно-политическое училище — офицер отговорил, ссылаясь на свое тяжелое положение по службе; решил поступить в МГИМО — не взяли: родился на оккупированной территории.

Нашел даже единомышленника — местного, скорее начинающего, чем молодого, писателя — Белоновича Владимира Григорьевича. Владимир был старше Александра, участник войны, хоть и в конце ее. Но зато пришлось ему наводить порядок в 1956 году в Венгрии,

— Не я был там главным, — подмигнул Владимир Званцову, — два маршала — Жуков и Конев…

— И что там было? — неуверенно спросил Александр. — Венгры ведь, они… — Он начал вспоминать рассказы бабки и деда о мадьярах, полк которых почти всю осень и ползимы стоял в Нагорном. — Нет, у нас они ничего, но в других местах Воронежской области здорово лютовали над мирными жителями…

— Знаю, говорили, — ответил Владимир. — Был даже приказ — венгров в плен не брать!.. Они теперь оправдываются, что не знали, как обращаться с партизанами и их семьями… Узнают, что партизан из такой-то семьи, — уничтожат под корень всю семью — и стариков, и женщин, и детишек… Но то война была, Сашка, а тут антикоммунистическое восстание…

— Фашистский мятеж!..

— Можно и так сказать… А если точнее, то хортистский…

— Расскажи, а?…

— Что рассказывать… Надломилось что-то в моей душе тогда, не нужно нам было вмешиваться в их дела… Ну, творили хортисты во время войны на нашей территории преступления, они наказаны, хортистская Венгрия повержена, теперь она мирная, пусть живет… Могу… — Белонович достал из ящика своего письменного стола толстый блокнот, стал листать его. — Могу кое-что вспомнить, я тут… записывал… Операция называлась «Вихрь», разработал ее маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков…

— Ого! — округлил глаза Александр.

— Да! Прибавь сюда еще маршала Ивана Степановича Конева!..

— А венгры?…

— Я записал, что говорил исполняющий обязанности премьер-министра Золтан Тильди. — Владимир полистал блокнот, нашел нужную запись. — Вот, вот… «Мы-малая нация, — говорил он по радио, — но мы хотим свободно жить в нашей стране, жить своей национальной жизнью. Жить во взаимном уважении с народами и нациями, которые уважают свои национальные особенности, свою культуру, свою национальную волю. Мы хотим жить в мире со всем миром, в особенности с соседними демократическими странами…»

— Хорошо он сказал, — прервал писателя Александр. — Хотят жить в мире со всем миром!.. Но зачем же вы, мадьяры, были под Воронежем?… Бабушка мне рассказывала, что даже в моем родном селе Нагорном зимовали. … Каким ветром вас туда занесло? Желанием жить в мире со всем миром?… Нет, гитлеровским ветром занесло вас к нам…

— Война — такая штука,