Обед, согревающий душу - Ким Чжи Юн
Мунчжон выложила морю все, что столько лет копила внутри. Громко рыдая, она взывала к маме и папе, чей прах развеяла здесь тридцать лет назад. И только тогда почувствовала, что огромный камень, что так долго давил на грудь, наконец исчез.
Однажды с мамой Сунён они лежали на этом белом песке под сияющим звездным небом. Пахло чем-то горелым: то ли жгли дрова, то ли сжигали мусор. И этот запах смешивался с ароматом моря, запахом маминой малой родины. Смутные воспоминания вдруг обрели четкие очертания. И с ними — мамины слова: «Хочу, чтобы однажды мой прах развеяли именно здесь». Мунчжон не понимала, почему мама захотела покоиться на этом берегу, в месте, наполненном самыми дорогими воспоминаниями. Порой она даже злилась на маму за это. Но теперь поняла. Мама хотела, чтобы Мунчжон могла вот так приехать и наплакаться вволю. Вспоминая о счастливых мгновениях, выполоскала свое сердце, отмыла от всех тревог. Мама ушла, оставив дочери убежище от житейских бурь, наполненное самыми теплыми моментами прошлого…
Кымнам, тихо стоя позади, сложила руки для молитвы, закрыла глаза и обратилась к небу: «Пожалуйста, пусть Мунчжон будет счастлива…» Она думала о том, как сильно виновата. Вспоминала, как впервые похвалила Мунчжон за победу на школьном конкурсе рисунков, как купила и с гордостью вручила ей самую дорогую кисть, как просила ее не стесняться и сразу говорить, если у нее закончатся краски. И как расплакалась, глядя на ее картины в Лос-Анджелесе два года назад. Одна мысль о том, что все это Мунчжон, множа внутреннюю тоску, делала только ради нее, разбивала Кымнам сердце. Кончик носа защипало.
Она проглотила подступившие слезы и тихо произнесла:
— Прости меня, Сунён… Прости.
Спустя некоторое время Мунчжон подошла к Кымнам. С преобразившимся лицом она подхватила старушку под руку. Подняв солнцезащитные очки на лоб, мама и дочь отправились гулять по белому песку. Кымнам сняла обувь и понесла ее в руках. Было приятно пройтись босиком по берегу, ощущая ласку набегающих волн. Шелковый шейный платок с золотыми узорами танцевал на ветру. Мягкий мокрый песок забивался между пальцами, на одном из которых все еще красовалась маленькая ромашка, похожая на яичницу.
— Красота. Красиво получилось… Ромашка на твоем мизинце. Я все время думала о нем. Об этом твоем пальце, — глядя на мамину ногу, произнесла Мунчжон.
— И я считаю красота, — ответила Кымнам, поправляя взлохмаченные ветром волосы дочери.
Они наскоро забронировали в Сокчхо гостиницу дачного типа и отправились туда. Подъехав ближе к пляжу, они заметили впереди колесо обозрения. Оно медленно вращалось, поднимая кабинки от бушующего моря высоко к небесам.
Указав на колесо, Мунчжон вдруг предложила:
— Давай прокатимся!
Она вырулила к кассам и припарковала машину на стоянке рядом. Продавец билетов уточнил, не побоится ли пожилая женщина подниматься так высоко. Но Кымнам это не пугало. Ей даже не нужно было себя как-то настраивать. К этому возрасту у нее почти не осталось страхов. Опираясь на руку Мунчжон, Кымнам взобралась в кабинку. Они присели рядом, и кабинка на удивление быстро начала поднимать их к небу. Из колонки внутри заиграла классическая музыка. Кымнам замурлыкала, тихо подпевая.
— Канон Пахельбеля… — прислушавшись, объявила Мунчжон.
— Может, ты хотела заниматься музыкой? Вместо рисования?.. — осторожно поинтересовалась Кымнам. Но Мунчжон покачала головой:
— Архитектурой. Хотела проектировать крепкие дома, которые ни за что не обвалятся. Вместо того гнилья, что сложилось как карточный домик, раздавив моих родителей.
— Но ведь еще не поздно…
— Знаешь… — начала Мунчжон и вдруг замолчала.
— Говори, — поддержала ее Кымнам, взяв за руку.
— Такое ощущение, что все это были лишь отговорки. А увидела море — и захотела его нарисовать.
Мунчжон взглянула за окно кабинки. Под ними раскинулся морской простор, и нельзя было распознать, где кончается море и начинается небо.
Кымнам молча сжала ладонь дочери и сказала:
— Не заставляй себя. Тебе вовсе не обязательно так жить. Человеку отведено слишком мало. Можно ли тратить время на что-то, кроме любви? Делать то, что не любишь, есть то, чего не хочется?
— Я не заставляю себя. Какая у тебя, мама, все-таки непостоянная дочь, не правда ли? — улыбнулась Мунчжон, и горячая слеза скатилась по ее щеке. — Мам, что-то я проголодалась.
Мунчжон опустила голову на плечо Кымнам, и та наконец с облегчением выдохнула.
Они купили на центральном рынке продукты и вернулись в гостиницу. Фасад здания был выполнен из стекла и легко пропускал шум волн. На их счастье, в номере оказалось все необходимое для самостоятельного приготовления пищи. Ради дочки, пожелавшей пибимпаб, Кымнам обжарила говяжий фарш, обдала кипятком шпинат и стебли папоротника. Затем взяла пророщенные зерна маша и также слегка бланшировала их, чтоб сделать более хрустящими. Отсутствие домашней пасты из красного перца и приобретенного в любимой лавке свежего кунжутного масла расстроили Кымнам, но все же у нее получилось смешать соус нужной консистенции, добившись желаемого сладко-острого вкуса. Она аккуратно уложила на свежеприготовленный теплый белый рис шпинат, ростки папоротника и маша. После чего добавила обжаренные в масле грибы шиитаке и ломтики кабачка. И в самом конце положила обжаренное мясо и наполовину прожаренную яичницу.
Вспомнив яичную ромашку на своем мизинце, Кымнам улыбнулась. Добавив ложку острой перечной пасты, сбрызнутой кунжутным маслом, она посыпала все приправой из кунжута и соли и поставила перед дочерью. Уже держа наготове ложку, Мунчжон слегка улыбнулась. Кымнам переживала, не пытается ли дочь впихнуть в себя еду насильно, но, поглядев на нее, выдохнула с облегчением.
Мунчжон раздавила жареное яйцо, немного перемешала вытекший желток с рисом и зачерпнула полную ложку. Отправив ее в рот, она медленно, осторожно прожевала и наконец проглотила.
— Вкуснятина…
— Еще бы! Это же творение Чон Кымнам! Разве может быть невкусно?
Наконец-то и лицо Кымнам хоть немного посветлело. Они сидели перед большой миской пибимпаба, сверху которой ярко расцвела яичница-ромашка, и широко улыбались друг другу. Со слезами на глазах.
* * *
Вечером, когда на небе уже висел тоненький серп луны, в «Изумительный ланч» потянулись клиенты. Но, прочитав объявление о временном закрытии, они озадаченно разворачивались и уходили, прихватив оставленный у порога тыквенный тток. И хотя получалось, что пришли они зря, каждый ушел довольный, мысленно восклицая: «„Изумительный ланч“ в своем репертуаре!» Заботливое сердце Кымнам просто не позволило ей оставить клиентов
