Циньен - Александр Юрьевич Сегень

И он повел Мяо Ронга к этой усыпальнице. Удивительно то, что неподалеку от нее располагалось обширное захоронение Трубецких.

Ронг подговорил сторожа, и с благословения самого патриарха тот за небольшую плату взломал усыпальницу. Внутри оказалось несколько каменных гробов, поставленных друг на друга, а в стене была выдолблена ниша, будто нарочно для металлического сундучка с прахом Ли.

Так дочь белого генерала Донского и жена китайского коммуниста, в девичестве Елизавета Александровна Донская, в замужестве Мяо Ли, нашла свое упокоение в московском Донском монастыре. И когда на Ронга нажаловались, что он участвует в отправлениях религиозного культа, он спокойно ответил ректору:

— Уважаемый Григорий Исаакович, мне в этой жизни ничего не страшно. И смерть не страшна, потому что жизнь страшнее смерти.

Тот внимательно посмотрел в решительное и холодное лицо своего лучшего студента и снисходительно приказал:

— Хорошо, идите. Но старайтесь, знаете ли, не афишировать.

* * *

Второй съезд состоялся ровно через год после первого и там же, в Шанхае. Двенадцать делегатов явились представителями пока еще малочисленной, всего в двести членов, Коммунистической партии Китая. Зародыш медленно, но развивался. Постановили продолжить пропаганду идей коммунизма и постепенную подготовку к революции, направленной на свержение частной собственности и установление диктатуры рабочих и крестьян. Приняли решение вступить в Коминтерн. Председателем партии избрали Чэня Дусю.

— А почему не Мао Цзэдуна?! — возмущенно спросил Мяо Ронг, когда приехавший в Москву генеральный секретарь Всекитайского секретариата профсоюзов Чжан Готао рассказал ему о втором съезде.

— Опомнись! Кто такой Мао и кто такой Чэнь? Мао считает Чэня своим учителем.

— Чэнь Дусю даже не был на учредительном съезде. Нужны молодые и смелые! Скажи, почему боятся Мао?

— Ну... поэт... — замялся Чжан. — Он слишком эмоционален, слишком подвластен чувствам и страстям, к тому же тщеславен и высокомерен.

— Потому что он выше всех. Боятся его смелости и решительности! Боятся, что он за развитие революции в Китае — и как пролетарской, и как национальной. Вот чего вы там боитесь! — словно обтесывая ледяную глыбу, резал правду Мяо Ронг.

— Ты, как всегда, неосмотрителен в высказываниях, Тигренок Мяо, — проворчал Чжан Готао. И уехал, недовольный беседой с Ронгом.

В конце 1922 года в Москву на IV Всемирный конгресс Коминтерна приехали Чэнь Дусю и Книжный Червь Лю Жэньцзин, к которому Ронга приставили в качестве переводчика. Можно было пообщаться, вспомнить все, что было летом прошлого года, гибель Конфуция. Узнав о смерти Ли, Книжный Червь чуть ли не порадовался, но, сделав скорбное лицо, произнес:

— Сочувствую тебе, Тигренок. Но она была дочерью классового...

— Заткнись, Червь! — с холодностью стального клинка прошипел Ронг, и Лю понял, что шутки плохи.

На третьем съезде, проходившем еще через год, но уже не в Шанхае, а в Гуанчжоу, Чжан Готао смело выступал против председателя Чэня Дусю, склонившего коммунистов к объединению с могущественной партией Гоминьдан, которая вела Китай не к пролетарской, а к буржуазно-демократической революции, руководствуясь тем, что пролетариат как таковой в Поднебесной еще не созрел для борьбы за свою диктатуру. Разница между Гоминьданом и коммунистической партией Гунчаньдан была примерно такая же, как в России между меньшевиками и большевиками. Тем не менее вновь избранный председателем Чэнь Дусю повел компартию на соединение с народной партией, а создатель и руководитель Гоминьдана Сунь Ятсен принялся реформировать свою партию с прицелом на ее слияние с Гунчаньданом.

Мяо Ронг продолжал жить и учиться в Москве. На родину его пока нисколько не тянуло. Потеряв Ли, он жил в России, как будто жил в той утробе, из которой она когда-то вышла. Он не мог это объяснить, но в окружении русских людей он словно слышал дыхание той, что стала бездыханной в Париже в четвертую годовщину Октябрьской революции.

От охраны патриарха Тихона Ронга отстранили тогда же, когда кто-то донес на него, что он отправлял религиозные культы. Но он теперь подрабатывал в Коминтерне, переводил с китайского на русский и с русского на китайский. Русским он уже владел в совершенстве, и редкое слово, вылетевшее из его уст, могло вызвать снисходительную улыбку.

Летом 1923 года патриарх Тихон газетно объявил, что отныне не считает себя врагом советской власти, и заведенное на него дело, призванное окончиться суровым приговором, остановили. Временно перестали бороться и с проявлениями религиозной жизни. По слову Тихона, раб Божий Роман нередко ходил к исповеди и причастию, всякий раз раскаиваясь в том, что невольно стал причиной смерти двух человек. Окружающие знали о его церковной жизни, но у товарища Мяо Ронга сохранялась безупречная репутация: сидел во французских застенках и едва не был гильотинирован за убийство двух белогвардейцев.

Вскоре он стал изредка получать письма от Мао Цзэдуна и слал ему ответные. Мао писал, что у него и Зорюшки родился первенец и его назвали Аньин — «герой, достигший берега». А теперь Зорюшка снова беременна. Ронг отвечал поэту, что очень рад за него, и не пожаловался, что его младенец погиб во чреве матери в романтическом пригороде прекрасного города Парижа.

Чувствовалось, как приходится напрягаться поэту, смиряясь с линией партии на слияние с Гоминьданом. Намеками Мао дал понять, что руководство партии пока целиком зависит от денег, получаемых из Москвы, а потому вынуждено считаться с указаниями Коминтерна. Зато теперь, находясь внутри легального Гоминьдана, можно было забыть о явках, паролях и прочих атрибутах подпольной деятельности.

Покуда революция в Китае оставалась мечтой, Мао развивал бурную профсоюзную деятельность, организовывал забастовки и постепенно набирал себе авторитета среди китайских рабочих. А на третьем съезде его избрали заведующим организационным отделом, то есть вторым лицом партии.

В одном из писем он сообщал Ронгу, что придумал лозунг, выудив его из древней китайской книги поэзии «Шицзин»: «Огни Инь приближаются!» Под огнями Инь подразумевалось изменение небесного повеления, при котором право на власть в Поднебесной получат совсем иные люди. И Мяо Ронг так озаглавил свою первую статью про Китай, опубликованную в России: «Огни Инь». А подписал ее литературным псевдонимом «Роман Мяулин».

* * *

Когда в 1924 году умер Ленин, коммунист Мяо Ронг шел в похоронной процессии и обморозил себе пальцы рук, с них потом слезла кожа, и при холоде руки мерзли быстрее, чем остальные части тела.

Когда с патриарха Тихона были сняты все обвинения, он оставался под домашним арестом в Донском монастыре, но ему снова разрешили совершать литургию, и ставший одним из