Циньен - Александр Юрьевич Сегень

— Ничего. Такова война, жертвы были и будут всегда.

Это была первая в мировой истории война России и Китая против Америки. К счастью, она не разрослась в мировую. Американцы осознали мощь советской авиации, усиленную поддержкой армии КНР.

Но потом пути красного Китая и Страны Советов разминулись. После смерти Сталина к руководству в Кремле пришел человек, которого Мао Цзэдун с каждым годом презирал все больше и больше. Началось с того, что новый советский руководитель сделал большую для себя ошибку, приехав в Китай. Сталин этого бы никогда не допустил. Вождь народов понимал, что как в древности за ярлыком ездили к хану, так и сейчас — тот, кто приезжает, как бы является на поклон к повелителю. Но Хрущеву не терпелось посмотреть мир, и он помчался в Пекин, где постоянно лез целоваться с Мао, травил анекдоты, вел себя как пьяный богатый купец и сделал Китаю слишком много подарков. Таких, которые шли в ущерб Советскому Союзу, еще не до конца оправившемуся после Великой Отечественной войны.

— По-моему, он полный дурак, — отозвался о нем Мао, когда тот уехал.

Вскоре обнаружились тома сочинений Сталина, роскошно изданные и подписанные лично Мао Цзэдуном Хрущеву и Булганину, а те намеренно с презрением оставили их в своих номерах гостиницы. Это уже рассматривалось как личное оскорбление.

— Он действительно дурак, — утвердился Мао в своем мнении.

И с этого началось то, что Мяулин, уже давно вернувшийся в Китай, назвал «Повестью о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем».

Хрущев сдержал свои обещания и надавал Китаю столько, что экономический рост Поднебесной резко скакнул в гору. Но вместо благодарности Мао отвечал щедрому Никите все большим и большим презрением. Да и можно ли уважать человека, который отбирает у своих детей всю еду, чтобы накормить детей соседа?

В начале 1956 года из Москвы пришла ошеломляющая новость: на закрытом заседании ХХ съезда КПСС Хрущев осудил культ личности Сталина, обвинил покойного диктатора в уничтожении миллионов людей и во множестве ошибок в национальной, международной, военной и сельскохозяйственной политике. Мао на этом съезде представлял член Политбюро Чжу Дэ, он-то и позвонил Чжуси, чтобы сообщить о докладе Никиты.

— Вот дурак так дурак! — только и мог вымолвить Чжуси.

Он ждал, что Хрущева скинут, бросят в тюрьму, повесят, растерзают. Но прошла зима, отзвенела весна, отсияло лето, а ничего подобного не происходило. Мяо Ронг присутствовал во дворце Чжуннаньхай, когда октябрьской ночью Мао принял у себя советского посла Юдина и в присутствии главных членов Политбюро — Лю Шаоци, Чжоу Эньлая, Чэнь Юня и Дэн Сяопина гневно заявил:

— Русские отбросили Сталина, как меч. А враги подняли этот меч, чтобы убивать коммунистов.

Как некогда Сталин руководил действиями китайского руководства, так теперь Мао решил взять на себя роль мирового коммунистического лидера. Дабы показать всему миру, насколько он в свои шестьдесят два года здоров и полон сил, Чжуси переплыл три великие реки Китая — Чжуцзян, Сянцзян и Янцзы. К тому времени от его стройности не осталось и следа, он плыл на спине, а огромный живот выступал над поверхностью речных вод. К тому же Янцзы переплыть не удалось, течение слишком сильное, и, отплыв от берега, Мао просто лежал на спине, увлекаемый силой реки, и так проплыл тридцать километров, прежде чем выбраться на берег.

Когда в Восточной Европе начались попытки избавиться от диктата Москвы, Чжуси сначала дал понять, что не поддержит крупномасштабного введения советских войск в Польшу, а затем одобрил такое вторжение войск в Венгрию, где, в отличие от поляка Гомулки, Надь зашел слишком далеко, обратившись за помощью к странам НАТО и папе римскому. И Хрущев показал, что в обоих случаях прислушивается к мнению Китая, а Мао почувствовал себя новым Сталиным. Отныне не он будет слушаться, ему станут подчиняться в Москве и во всем остальном социалистическом лагере.

Потом Мао разгневали заявления Хрущева о возможности сосуществования двух мировых систем — социалистической и капиталистической. Мао оставался непримиримым врагом буржуазии. Нельзя было смириться и с высказываниями нового кремлевского хозяина о возможности мирного перехода от капитализма к социализму.

— Он хочет сказать, что можно было обойтись и без Октябрьской революции? Вот болван! — лихорадило Мао Цзэдуна.

А осенью китайские руководители во главе со своим вождем отправились в Москву на празднование сороковой годовщины этой самой революции. Поначалу Мао не собирался ехать, но, когда русские запустили первый в мире космический спутник, к нему вернулось какое-никакое уважение к СССР, и он решил, что поедет.

— Американцы вырабатывают по сто миллионов тонн стали в год, а до сих пор даже одной картофелины в небо не запустили! — в восхищении сказал он тогда.

Мяо Ронга тоже позвали, и 2 ноября он последним выходил из самолета, приземлившегося в аэропорту Внуково, где китайское руководство встречали сам Хрущев, Ворошилов, Микоян, Булганин. Никита и впрямь как-то по-дурацки радовался, как собачонка, когда домой вернулся хозяин. Только что не скакал и не лаял от восторга.

По приезде в Москву Мяулин первым делом отправился конечно же в Донской монастырь, чтобы сказать усыпальнице Донских:

— Вот уже мне пятьдесят четыре года. А тебе, моя дорогая Ли, по-прежнему девятнадцать. И всегда будет девятнадцать. А мне стареть и стареть без тебя...

В отличие от других руководителей стран соцлагеря и лидеров компартий иных государств, которых разместили на подмосковных дачах, китайцев поселили прямо в Кремле, и каждое утро Хрущев бежал к Мао, заваливал его подарками и смотрел влюбленными глазами, будто вот-вот хотел сказать: «Выходи за меня замуж!» — и лишь ответная холодность Чжуси не позволяла ему это выпалить. Он пригласил китайцев в Большой театр на «Лебединое озеро», явно ожидал восторгов, но Мао словно вылил на него ведро ледяной воды, зачерпнутой из этого самого озера, когда после второго акта объявил:

— Не хочу дальше смотреть. Почему они все танцуют на цыпочках? Меня это раздражает. Неужели нельзя танцевать как нормальные люди?

А ведь когда он в прошлый раз приезжал в СССР, при жизни Сталина, то ходил на балет «Баядерка», восторгался и подарил исполнительнице главной партии огромный букет цветов. Тогда почему-то его ничто не раздражало.

На одном из банкетов Хрущев стал с упоением заливать о том, как он героически сражался на фронтах Великой Отечественной войны, и Мао разозлился, бросил на стол салфетку и оборвал речь советского руководителя, полную