Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский
– А как с погодой?
– Прогноз хороший, я узнавал.
Такой шанс терять было нельзя. Можно слетать и заранее подобрать площадку для высадки. Только надо было подключить к этому делу Бессонова, чтобы он не выглядел здесь посторонним. Ну и пролетарии должны видеть, что начальник сам распоряжается. И я, для начала представив его Антону – такое знакомство может Лёне пригодиться, – предложил:
– Давай, я полечу, место под лагерь выберу? А то будем потом на «восьмёрке» зря круги нарезать.
Лёня подумал и согласился:
– Лети.
Подумал ещё и добавил:
– Заодно можно груз какой-нибудь захватить, который не промокнет и звери не растащат – ломы там, лопаты, кайла, вёдра…
– Печки с трубами, – подсказал Коля, накладывая в миску для Мухи оставшиеся от завтрака макароны.
Я порадовался, что молодёжь мозгами шевелит, инициативу проявляет. Ничего, со временем будет из Лёни толк. Да и Коля в прошлом году показал себя довольно башковитым. Ему бы подучиться – и в люди выйдет.
Я взял полевую сумку с картой-пятидесяткой и скорым шагом отправился в диспетчерскую. У вертолётчиков карты мелкомасштабные, по ним хорошо на дальние расстояния летать, а когда прибудешь в нужный район, удобнее по нашей карте ориентироваться. Место для лагеря мы выбрали заранее – на берегу небольшого озера, которое располагалось в километре от Жерго. Отсюда был самый короткий путь на эту жилу с хрустальными погребами.
С Ситниковым мы в прошлом году раза три летали, и он всегда садился именно там, где нам было надо. Бывали пилоты, которым или деревья мешали, или площадка была не горизонтальная, а с небольшим уклоном, или другое что-нибудь не нравилось. А Виталий имел все допуски, и ему ничего не мешало, даже если приходилось немного повисеть при посадке на склоне, опираясь на одно колесо, пока мы с грузом управимся. Надёжный парень был Виталий Ситников.
В диспетчерской я быстро оформил заявку. Рабочие загрузили в вертолёт притащенное из лагеря железо, Ситников крикнул на всякий случай: «От винтей!» – и запустил двигатели. Взлетев, мы сделали вираж над посёлком и пошли на юго-восток.
Сколько я летаю над Сибирью, а всё не привыкну к её величавой красоте. Вот прямо под нами – тёмно-зелёная тайга с глубокими падями, в которых стеклянно поблёскивают речки, а переводишь взгляд медленно вдаль – она незаметно становится синей, и чем дальше, тем светлее синева. И не ровным ковром расстилается, а волнами, покрывая хребты и долины, отчего становится похожей на штормящий океан. А посреди этого океана островами возвышаются гольцовые хребты, у подножья которых тайга плещется прибоем, и вверх долетают только редкие брызги… Столько пространства вокруг, такой простор, что летишь, летишь, а кажется, висишь в одной точке. И всё это пространство предки наши прошли до самого Тихого океана по земле, пешком да на лошадях, или по рекам сплавлялись – бывало, что и против течения, через шиверы и пороги. Без компасов и карт, без проводников, ориентируясь по солнцу, воюя по пути с полудикими племенами. А мы теперь беззаботно рассекаем здесь по небу, в минуту пролетая путь, на который они раньше тратили часы, а то и дни…
А Силянъ же есть пристанище Индъйскаго моря немало, а в немъ лежит баба Адамъ на горе на высоцъ. Да около еъ родится камение драгое, да червьцы, да фатисы, да бабугури, да бинчаи, да хрусталь, да сумбада.
Афанасий Никитин, «Хожение за три моря»
И по сем прошении, на утреннем славословии, творящу ми поклоны за каноны, и абие нападе на мя сон необычен, и видех яко отверст покров темницы и с небес летящ над мя яко клуб некий светел зело и чист, яко хрусталь с солнцем смешен. И от сего разумех аз, яко помощи ми хощет Господь своею благодатию к тому делу.
Дьякон Фёдор Иванов, «Послание из Пустозерска
к сыну Максиму и прочим сродникам и братиям по вере»
Да от Екатеринбурха ж верстах в 20 имеетца гора вся хрустальна, видом по натуре якобы молочна, ис которой каменье полированы, и в нем являетца при сонце красное, лазоревое, белое и желтое сияние.
Георг Вильгельм де Геннин,
«Описание Уральских и Сибирских заводов»
Скоро мы перелетели неширокий Муяканский хребет. За ним прямо по курсу появились клубы сизого дыма – горела тайга, и острозубая, в снежных пятнах, стена лежащего впереди Южно-Муйского хребта иногда совсем скрывалась из виду. Летом всегда тайга горит, это результат нашего «завоевания природы», потому что чаще всего зажигают её по неосторожности сами завоеватели. Вернёмся – надо будет сообщить в авиалесоохрану… Ситников поминутно заглядывал в свой планшет, затем отдал его мне, чтобы я вёл маршрут. Сквозь дымное колышущееся покрывало с трудом опознавались речки и вершины, а однажды нам пришлось вернуться немного назад – я потерял ориентиры и не мог определиться, где мы летим. За хребет мы прорвались, нашли то самое озеро, но снижаться для выбора места под лагерь Ситников не стал, показав мне на чёрно-синюю тучу, внезапно заслонившую всё небо на юге:
– Летим обратно, а то гроза накроет – не выберемся.
Я стал возражать, ведь с таким трудом сюда просочились, и что же – всё зря? А Виталий так посмотрел на меня, что пришлось замолкнуть. Если Ситников не рискует связываться с этой тучей, значит, дело серьёзное. И точно: вскоре после нашего возвращения налетела такая гроза, какие я редко видел. Молнии полыхали по нескольку штук сразу, тут же взрывался гром, рокоча почти непрерывно, и ливень бил струями с такой силой, что лужи пузырились, словно кипяток, а сквозь брезент наших палаток сыпалась мельчайшая морось. Хорошо, что мы с Колечкиным надёжно их укрепили, под порывами ветра они парусили, но держались. А дождь, немного утихнув, лил до позднего вечера, и я оценил, насколько прав был Виталий: сидели бы мы с ним сейчас на какой-нибудь поляне в кабине вертолёта, голодные и злые, в темноте, и готовились к неудобной ночёвке. И у него были бы потом неприятности из-за того, что вовремя не вернулся на аэродром. Плохо только, что всё железо мы привезли обратно.
Чистый хрусталь – это лёд, отвердевший за многие годы,
Как средь учёных одни, полагавшие это, писали.
Цветом и холодом он обладает обычного града.
А несогласные с этим считают, что он
