Москва, Адонай! - Артемий Сергеевич Леонтьев

Московское центральное кольцо

Вагон № 0854

Действующие лица

Первый гопник, Доменико. Решительный и быстрый, 27 лет, широкоплечий, низкорослый, почти квадратный. Внушительная махина с кулаками. Лбом можно колоть орехи, а пальцами – гнуть пятаки. В синем пуховике и красной шапке, сдвинутой на макушку, треники с обвисшими коленями и грязноватыми полосками по бокам (актив, провокатор, зачинщик).

Второй гопник, Манфред. Задумчивый флегматик, 29 лет, высокий и худой. Кожаная куртка, достаточно опрятные зеленые спортивные штаны (пассив, более пригожий, чем первый, вычищенные до блеска остроносые туфли, в руках свернутая в трубку газета, которая выдает пытливость ума и природную любознательность).

Первый полицейский– законник, сержант, невыспавшийся, плаксивый голос, красивая меланхолия в глазах, пыль на погонах, запах изо рта.

Второй полицейский– плохиш, товарищ капитан, любитель взяток, жизнерадостное и сластолюбивое лицо, дышит полной грудью, блестящая бляха, бархатный голос, пуговицы в ряд.

Сизиф, просто Сизиф, 63 года, сутулые плечи, редкие и седые волосы. Отстраненный вид, одышка.

Ванюша, 23 года, выпускник кафедры экологии и природопользования. Сын Сизифа. Здоровый, чуть глуповатый, но цветущий вид.

Света– балаболка, девушка Ванюши, местная дурочка, 21 год.

Теща– поросенок, Ебигелевна (она же Эбигайло Федоровна, она же «толстая сука»).

Лена, дочь тещи-поросенка, жена Сизифа. Внушительная женщина сдобных кормов и сидячего образа жизни. Ленивой походкой и тучностью напоминает кастрированного кота.

Кредиторы, свора пронырливых низкорослых господ, похожих на зондеркоманду, которые пытаются присвоить недвижимость Сизифа, в силу не до конца выплаченной ипотеки и отсутствия живых наследников-правообладателей.

Души умерших, представители загробного мира № 1.

Призрак Ильича.

Архангелы, представители загробного мира № 2.

Машинист поезда.

Уборщица в салатовой манишке.

Нежная девочка в розовой курточке (та, которая с томиком Бориса Виана «Я приду плюнуть на ваши могилы» и с оттопыренным карманом).

Зульфия Петровна, классный руководитель Сизифа.

И многие др.

Семья Сизифа занимается своими обычными делами: теща-поросенок действует на нервы зятю, читает Яхину и пересчитывает деньги,

Лена смотрит в отражение окна, кушает пирожок с картошкой и толстеет. Ванюша щупает за ляжку Свету-балаболку (пока родители не видят), после каждого щипка Света-балаболка дефективно хихикает. Сизиф обреченно смотрит в окно и подводит итог своей жизни, тяжело вздыхает.

В вагон входят два гопника.

Первый гопник Я в тренажерном зале много занимался

И кулакам хочу разрядку дать…

(оглядывается назад)

Манфред, мы, кажется, пришли…

Взгляни, вагон этот свободней – то, что нужно. Я чувствую, здесь нас добыча ждет всенепременно.

Второй гопник

О Доменико, я устал, ну сколько можно по миру скитаться,

Что есть добро?! И что есть зло?!

Ничто не вечно под луной…

Пора бы нам заняться чем-то попристойнее.

Cogito ergo sum[1]. Все это прах и тлен. И суета.

Мы плохо кончим. Vita brevis, ars longa[2].

(размахивает свернутой в трубку газеткой)

Я слишком долго вне морали: и больше так не может

продолжаться.

(догоняет первого гопника, входит в вагон)

Первый гопник

Свое от жизни надо силой брать.

Все делятся на волков и овец: реши, кто ты – и действуй… А я уж выбор сделал. И внемли мне, мой друг: твои сомненья —

слякоть труса.

Здесь этому не место, брат мой.

(указывает пальцем на семейство Сизифа)

Вон, видишь тех лохов, Манфред?

Пора бы с ними разобраться и взять свое. За дело, друг, а промедление подобно смерти!

(второй гопник бросает беглый взгляд на сидящих)

Второй гопник

Но Доменико, они простые горожане,

На первый взгляд, обычная семья.

И нет на них греха перед Всевышним,

Да и пред нами души их чисты…

безнравственное дело ты затеял, чует мое сердце.

Первый гопник

Я все сказал! Сомненья прочь! К оружию, мой друг, Манфред.

А речи для придворных дам оставь.

Пришла пора всем доказать, что ты мужчина…

Подай мне шпагу.

Второй гопник O tempora! O mores[3]!

Первый гопник Ну хватит причитать!

Второй гопник

Dixi et animam salvavi[4].

Ну хорошо, пусть будет так.

Теперь готов я, Доменико. Идем же, брат мой.

И… Alea est jacta[5].

Подгнило что-то в Датском королевстве…

(Гопники идут по вагону, останавливаются между рядом кресел. Сизиф с женой сидят с одной стороны, а Эбигайло, Света-балаболка и Ванюша – с другой. Увидев айфон последней модели в руках Лены, Доменико обращается к супруге Сизифа).

Первый гопник

Сударыня, у вас не будет позвонить? У друга моего инсульт, нам срочно нужен лекарь.

(Среди членов семейства повисло неловкое, несколько напряженное молчание. Ванюша перестал щипать Свету-балаболку за ляжку, а та, в свою очередь, перестала дефективно хихикать. Теща-поросенок нервно хрюкнула).

Лена. А по-моему, у вашего друга вполне себе цветущий вид… Стоит, моргает, даже щеки румяные. И вообще, я не привыкла давать свои личные вещи первому встречному…

(Сизифу, шепотом)

Дорогой, мне кажется, эти обнаглевшие малолетки хотят нас гопануть… Сделай что-нибудь. Заодно Ванюшу поучи себя вести в таких ситуациях, а то он на своей очкастой кафедре природопользования даже постоять за себя не научился, наверное. Нельзя спускать хамства этим гопарям… пора уже приучать молодежь к правилам этикета: раз выебнулся, получи хуй за щеку и медаль во всю жопу, я глубоко убеждена в этом.

(Сизиф резко встает и выходит вперед)

Сизиф. Так, молодежь, что за подходы? А ну-ка, давайте-ка идите, куда шли… у нас здесь не телефонная будка. Оставьте свои разводы для школьников, мы не в электричке, да и я не студент уж лет сорок как – одно нажатие кнопки и вас обоих заметут на раз-два-три… Вы откуда вылезли такие отмороженные?

Второй гопник

Мне кажется, что этот старец прав. Уйдем, мой Доменико!

Средь бела дня подобное затеять… в Москве, на МЦК,

не в электричке где-нибудь у Истры…

Тут камеры кругом, да нас закроют…

года на четыре.

(Первый гопник-актив признал вескость аргументов, поэтому сделал неуверенный шаг дальше по вагону, втайне надеясь найти более легкую добычу. Второй гопник-пассив с облегчением выдохнул, что все обошлось, но Ебигелевна считала, что ей нужно вставить свое слово – она просто не могла промолчать).

Теща– поросенок. Не надо мямлить, зятек, и нечего ментов дергать по пустякам, лучше сразу бей по яйцам этих гондонов! Сначала здорового вырубай, а дрищ сам убежит… да будь я мужиком, я бы показала сейчас этим кочерыжкам! Пора бы уже проучить шантрапу… А то расплодилось выродков – матери-шлюхи нарожали… безобразие, ишь че, повадились ведь на