Идущая навстречу свету - Николай Иванович Ильинский
«Пусть мне сто лет будет, еле стоять на ногах буду, но чтобы мост был и остров очищен от всякой дряни, — не раз говорил ей Иван Афанасьевич. — Чтобы остров соответствовал своему гордому названию — Русский!»
Иван был уверен, да и она твердо верит в то, что такой мост будет здесь построен. Это так асе верно, как то, что наступит завтрашний день. Этого многие хотят, а жители города, и моряки, что в нем служат, и каждый человек страны, где бы он ни жил. «Они тоже хотят», — подумала она о многочисленных памятниках в городе и решила побывать возле каждого из них. вспомнить об Иване, о том, какой он был замечательный человек — мог бы, говорят, вовремя уехать с острова Даманский и тем самым спастись, но он остался там, не хотел уступать свою землю чужим. Он воин, русский воин!
Тот день закончился на берегу залива. Невысокие волны катились к ногам Екатерины, словно всхлипывая, плескались о камешки у ног и отступали, чтобы вновь и вновь совершать свои набеги. Последние лучи вечернего солнца блеснули в них и погасли. На следующий день шел теплый летний дождик, пригнанный ветром с просторов Японского моря. Чувство неопределенности вновь вывело Екатерину на улицы города. По ним она бродила бесцельно. Мысли ее возникали и дробились, как те волны у берега залива. Но одно она знала твердо: Владивосток придется докинуть.
У памятника Невельскому Геннадию Ивановичу она никогда не была, хотя все время собиралась побывать вместе с еще живым Иваном, но судьба решила по-иному. Четырехгранный обелиск с двуглавым орлом наверху, потом ниши и бронзовый бюст адмирала. «А почему не памятник во весь рост? — подумала Екатерина. — Адмирал достоин этого… Сахалин, как остров, вход в Амур со стороны моря, и город Николаевск-на-Амуре — это его достижения… Не напрасно же царь Николай Первый, имея в виду заслуги Невельского, написал: «Где раз поднят русский флаг, там он опускаться не должен». Об этих словах паря Екатерина уже слышала, но с удовольствием их прочитала еще раз.
Рядом с ней у памятника стояла пожилая женщина, судя по одежде, монахиня, с цветами в руках. Эти цветы женщина бережно положила к бюсту адмирала.
— Царство ему Небесное, защитнику земли нашей, — тихо сказала незнакомка, искоса взглянув на Екатерину, которая от смущения не знала, куда деть свои руки. — Вы нечасто бываете здесь? — почему-то вдруг спросила женщина.
— Да, второй раз, — созналась Екатерина.
— Муж умер?
— Погиб…
— В море?…
— На Даманском…
— А мой в море… Давно уже, — вздохнула незнакомка и сказала: — К Невельскому хожу как к могиле мужа… Правда, редко, когда приезжаю во Владивосток…
Разговорились, познакомились. Незнакомку звали матушка Пелагея. После гибели мужа она ушла в монастырь и приняла схиму. Тихо разговаривая, они вспомнили адмирала Степана Осиповича Макарова.
— Какой человек погиб! — перекрестилась и покачала головой матушка Пелагея. — На ледоколах по северным морям плавал… Погиб в японскую войну… Очень уважали его, даже те же японцы!.. Я читала и наизусть помню несколько строк из стихов молодого японского поэта Исикавы Такубоку, который откликнулся на гибель адмирала… Послушай… — И она стала негромко глухим голосом и даже нараспев читать:
Друзья и недруги, отбросьте прочь мечи,
Не наносите яростных ударов,
Замрите со склоненной головой
При звуках имени его: Макаров.
Его я славлю в час вражды слепой
Сквозь грозный рев потопа и пожаров.
В морской пучине, там. где вал кипит.
Защитник Порт-Артура ныне спит.
— Хорошие стихи, — тихо сказала Екатерина, — прочувственные… Постепенно, беседуя, они подошли к памятнику Сергею Георгиевичу Лазо, сожженному, говорят, японцами в паровозной топке. Другие доказывают, что интервенты его сначала расстреляли, а потом сожгли… Все равно герой — молдаванин, а погиб за землю русскую. Матушка Пелагея рассказала Екатерине, что она где-то читала, какие слова Лазо бросил в лицо сторонникам старого режима:
— «За кого вы. русские люди, молодежь русская? — сказал он. подвергаясь смертельной опасности, тем, кто его окружил. — За кого вы?! Вот я к вам пришел один, невооруженный, вы можете взять меня заложником… убить можете… Этот чудесный русский город — последний на вашей дороге! Вам некуда отступать: дальше чужая страна… чужая земля… и солнце чужое… Нет, мы русскую душу не продавали по заграничным кабакам, мы ее не меняли на золото заморское и пушки… Мы не наемными, мы собственными руками защищаем нашу землю, мы грудью нашей, мы нашей жизнью будем бороться за родину против иноземного нашествия! Вот за эту русскую землю, на которой я сейчас стою, мы умрем, но не отдадим ее никому…» И ведь не отдали! — тихо воскликнула матушка Пелагея.
Затем они заговорили о путешественнике и писателе, прославившем Дальний Восток, Владимире Клавдиевиче Арсеньеве. Опять больше говорила матушка Пелагея.
— Большой человек, — сказала она, — действительный член Общества изучения Амурского края, Императорского Русского географического общества, Вашингтонского Национального географического общества, Английского Королевского географического общества и… да всех научных организаций не перечислишь!.. И люблю я Арсеньева как писателя! — продолжала матушка Пелагея. — Его книги «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» у меня настольные наряду со священными Старым и Новым Заветами… Читала я и его повести «Сквозь тайгу» и «В горах Сихотэ-Алиня»… Чудесный человек, именами таких людей и полнится культурное богатство земли русской…
Женщины встретились еще несколько раз, подружились. Спустя некоторое время Екатерина, сдав квартиру и все, что в ней находилось, командованию воинской части, покинула Владивосток — уехала с матушкой Пелагией на поезде «Владивосток — Харьков» в один из монастырей необъятной страны.
Огонь Благодатный
Время — замечательный и бескорыстный врач. Но затягивает оно раны не столько физические, сколько душевные. А их, этих ран, из года в год становится все больше и больше. На глазах Александра менялась жизнь страны. Он часто бывал в райцентре, где жила мать Татьяна Петровна с двумя дочками и где отчим — полковник милиции Владимир Николаевич Кривичский возглавлял райотдел органов внутренних дел. Сестрички быстро росли и уже ходили в школу.
— Что читаете? — спросил Александр сестер.
— А все, что учителя задают, одни много, другие чуть меньше, — хохотали девочки. — А если бы ничего не задавали, лучше было бы…
— С куклами играли бы! — тоже смеялся Александр и, как взрослый и опытный, наставлял: — Больше читать надо, иначе Дунями-тонкопряхами
