Девичья фамилия - Аврора Тамиджо
Сельма постоянно цеплялась за юбку матери. Фернандо и Донато перестали гулять с друзьями и держались поближе к харчевне. Нандо был высоким и смуглым, как отец; Донато ростом не вышел, но характер у него был скверный, и он быстро впадал в ярость. Роза не была уверена, что сможет рассечь надвое взрослого мужчину, если с ней случится то же, что и с Чиччей Лаваннарой, но, если бы кто-то рискнул тронуть ее детей, можете быть уверены – на следующий день он был бы нашинкован на мелкие кусочки и брошен в кастрюлю с супом.
Время от времени, предаваясь мрачным мыслям, она даже подумывала закрыть харчевню, но здравый смысл и трое детей, которых нужно было растить, заставляли ее продолжать готовить. Для тех, кто был голоден, и для тех, у кого еще хватало сил и смелости приходить в харчевню. А также для женщин: больных и для тех, кто не выходил из дома, потому что по вине мужа-мерзавца не мог даже встать с постели. Она приносила еду молодым девушкам, которым приходилось кормить грудью слишком много детей, которые ухаживали за престарелыми родителями или маленькими братьями и сестрами. И каждый житель Сан-Ремо, если мог, давал ей что-то взамен. Только что довязанное шерстяное одеяло, вязанку дров, кусок нового мыла. Так Роза выжила в самые тяжелые годы войны без денег и мужа. Держа один нож в кармане, а другой – в руке, она нарезала овощи и клала в кастрюлю кусочки брокколи и створки бобовых стручков.
А потом случилось еще кое-что.
С началом войны в деревне не стало врачей: хорошие ушли на фронт, а плохие устроились на руководящие посты, как Лео Массера. Поэтому Роза, помнившая все премудрости, которым ее научила Медичка, в свободное от готовки время ходила по деревне: послушать грудь дочери сапожника, заболевшей воспалением легких, накормить медом с перцем малыша Мачеддары, захлебывающегося кашлем, перевязать пролежни старой швее. Почти всегда она брала с собой Сельму, потому что хотела научить ее всему. Как готовить железы скота и отвар из репы, как менять повязку на ране, как сбивать жар, как укачивать ребенка, у которого болит живот.
Сельма не проявляла к этим знаниям особого интереса, но все же послушно наблюдала за матерью, почти не отвлекаясь на болтовню.
– Какая вежливая малышка, донна Роза. Какая милая, просто золото, – говорили ей.
Но это, вопреки их ожиданиям, Розу совсем не радовало. То, что дочь росла тихой и спокойной, было сродни проклятью, и Роза не могла понять, откуда это взялось. А может, как раз понимала и чем дальше, тем больше отчаивалась: внешне Сельма была похожа на нее – светлые волосы, светлая кожа, голубые глаза, – но в ней, казалось, жил дух Себастьяно Кваранты. Сельма тоже любила срывать травинки на краю поля, подносить их к губам и играть на них, пока шла через деревню по узкой грунтовой дороге. Как и отец, она не знала, как реагировать на ссоры с Розой: если ее ругали, девочка опускала голову и усаживалась где-нибудь на заднем дворе, не плача и не жалуясь; если братья отбирали у нее игрушку, она искала другую; если она роняла на пол миску с супом, то вытиралась без лишних слов и тут же начинала прибираться. Ногами она твердо стояла на земле, но ее взгляд с любопытством блуждал по облакам в небе. Когда палило солнце и в синеве не на что было смотреть, а заодно нечего делать в харчевне или по дому, Сельма проводила время на берегу какого-нибудь ручья, наблюдая за проплывающими рыбами, или в деревне, где перед церковью собирались сплетницы. Однако ее никогда не видели в курятнике (от стоявшего там запаха она начинала обливаться слезами и чихать) или в свинарнике. Свиньи пугали ее с тех пор, как Донато рассказал, что, если оставить в их загоне мертвого человека, они сожрут его вместе с костями.
Роза смотрела на свою дочь, такую кроткую и похожую на отца, и думала, что это не особенно хорошая наследственность. Добрый мужчина, который никогда не сердится и не способен на дурные поступки, – это замечательно. Но молодая женщина с таким характером обречена на несчастливую долю.
В деревне жила одна девушка, невысокого роста, темноволосая, которая выросла на глазах у Розы и в детстве часто приходила в харчевню попросить остатки еды с кухни. Звали ее Сарина, но для всех она была Мыльнянкой, потому что из жира, цветов и диких трав варила брусочки мыла, которые чудесно отстирывали одежду.
После начала войны Мыльнянка стала худеть; когда Роза встречала ее на рынке, в корзине у девушки оказывалось всего несколько картофелин, а также морковь и репа с полей, где она собирала лаванду и розмарин. Самодельное мыло не приносило большого дохода, но братья ушли на войну, и ей приходилось одной заботиться о престарелых родителях, так что это было лучше, чем ничего; поэтому Роза покупала у нее мыло и ароматические мешочки, которые клала в ящики с бельем, хотя могла бы сделать их сама. При любой возможности она приносила девушке что-нибудь поесть, а однажды вечером, заметив, что та вернулась с полей в лохмотьях, выставила перед ее домом корзину с одеждой, оставшейся с тех времен, когда Роза была стройнее, еще до рождения детей. Мыльнянка осталась страшно довольна, словно ей подарили наряд из гардеробной королевы Елены[3].
Однажды, срезая лаванду, Мыльнянка едва не отрезала себе палец. Прежде чем потерять сознание от боли и испуга, она успела обмотать руку тряпкой и послать за донной Розой. Та поспешила на зов, прихватив с собой Сельму. Мыльнянка лежала в лучах заходящего солнца под навесом у двери – лицо белое, повязка красная от крови. Нужен был врач, нельзя же было оставить палец висеть на лоскутке кожи, но у Мыльнянки были непростые отношения с доктором Скалией, который недавно приехал в деревню: стоило упомянуть его имя, и Сарина начинала дрожать как осиновый лист. Даже теперь, когда девушка ничего не ела и загорела под солнцем в полях почти дочерна, женщины, стиравшие белье, любили посплетничать о ней; одна даже клялась, что извлекла из живота Мыльнянки мертвого младенца, прежде чем ее беременность стала заметна под одеждой, и что это был подарок от доктора Скалии, который захаживал к девице по ночам, когда ту мучили приступы кашля. Роза, услышав эту историю, осенила себя крестным знамением: Бог знает, правда это или нет, ей своих дел хватает, некогда совать нос в чужие; но с тех пор она не решалась оставлять Сельму наедине с доктором.
Рана, которую получила Мыльнянка, срезая лаванду, была очень серьезной: следовало смыть кровь чистой водой и настойкой шиповника, а затем отрезать то, что осталось от пальца, иначе девушка лишилась бы руки. Мыльнянка, пребывая в полубессознательном состоянии, не слышала ни единого слова Розы. А Сельма, которая должна была ассистировать матери на операции, побелела.
– Соберись, кто мне будет помогать, если не ты? – сказала ей Роза.
Дочь выглядела потрясенной, будто никак не могла очнуться от долгого сна, но так и не смогла взять себя в руки.
– Мама, мне нехорошо, можно я присяду?
Роза, которая любила свою дочь больше, чем Мыльнянку, разрешила ей подождать в тени. Перед сном Роза долго ворочалась в постели. Ей пришла в голову мысль, которая после будет преследовать ее каждый день. Она подумала (да простит Господь – и Сельма – ей такие мысли), что, будь отцом Сельмы Пиппо Ромито, а не Себастьяно Кваранта, она бы не перенесла то, что перенесла Роза. В конце концов Роза стала думать, к своему стыду, что побои отца сделали ее куда более стойкой, чем Сельма.
