Стон дикой долины - Алибек Асылбаевич Аскаров

Поглядывая поочередно на обоих, Нурлытай разволновалась и поняла, что нелепая ошибка действительно произошла. Взглянув краешком глаза на Акгуль, заметила, что и та, с беспокойством посматривая на детей, побледнела как полотно. В сравнении с «шифоньером» Нурлытай, Акгуль была куда более хрупкой, слабой и нежнее душой, так что ее глаза сразу заблестели от слез, а губы предательски задрожали...

— В особенности наш Дархан — ну ведь вылитый Акдаулет... прямо копия! — призналась мужу Нурлытай, когда они остались наедине, и навзрыд расплакалась.

— Я же говорил тебе... с какой это стати у двух чернявых супругов мог родиться рыжий ребенок?.. Ты ведь не поверила, — напомнил Казтай свои старые сомнения, высказанные еще семь лет назад.

— Видно, Бог разгневался и наказал меня, — вздохнула Нурлытай.

— Это он не тебя, а сестер проклятых из роддома накажет! — сжалившись над женой, великодушно сказал Казтай.

— Стервы несчастные, наверно, перепутали бирки, которые новорожденным на ручки привязывают...

Нурлытай промокнула глаза уголком платка, опять вдохнула, огорченно покачивая головой, и с нежностью сказала:

— А глаза у Дидара, оказывается, на твои похожи... Такие же раскосые, монгольские...

— Дидар и такой же чернявый, как я, — добавил Казтай. — Я уже давно приметил, что он на меня похож.

— А нос у него, скорее, мой! — восхищенно улыбаясь, возразила жена. — Маленький и курносый... Как у меня...

Встреча в школе и ее ввергла в беспокойные раздумья. Она сильно похудела, ее пышное, колышущееся огромное тело постепенно обрело нормальные размеры. В душе Нурлытай понимала, что толку от ее переживаний не будет, поэтому накануне нового года стряхнула с себя все грустные мысли и вернулась в прежнее жизнерадостное состояние.

— Чего ты ходишь поникшим? — налетела она на мужа. — Хватит! Ничего теперь не изменить, и я не собираюсь менять сына, которого люблю и воспитываю уже семь лет. Ясно тебе? Нам надо лишь молиться за здоровье Дархана и двух наших дочерей!

Что ответить на это Казтаю?

— Как скажешь! — согласился он, привычно кивнув головой.

С тех пор прошло четыре года. Но, как бы Казтай ни старался не думать об этом, как бы ни пытался забыть, злополучная история не давала ему покоя, то и дело всплывая в мыслях.

Дархан, который звал его «папой», тоже был ему родным сыном, но совсем другое — его настоящая кровиночка. Сердце разрывалось, душа плакала, в особенности, когда он вспоминал, что настоящий наследник, плоть от его плоти, живет за порогом чужого дома.

Ни словами, ни мимикой Казтай не сумеет передать те страдания, что изматывали его раненое сердце, поедом ели его измученную душу. Каждый раз, когда он думал о родном сыне, лоб стискивало обручем, а дыхание перехватывало, и он тяжко-тяжко вздыхал. Иногда начинал задыхаться во сне, охал, ахал, словно кто-то душил его, и, скрипя кроватью, со стоном переворачивался.

Сколько раз он украдкой наблюдал за Дидаром, любовался тем, как тот говорит, как смеется, как играет... и, насладившись, уходил. В такие моменты в каждом движении Дидара, в его сладкой улыбке Казтай словно бы искал навеки утерянную драгоценность. А потом, так и не найдя этот призрачный мираж, долго бродил в беспокойном, лихорадочном состоянии.

Зимой того года, когда Дархан пошел во второй класс, Казтай как-то направился из гаража домой пообедать. Проходя мимо даулетхановской библиотеки, неожиданно заметил стоявших на углу Акдаулета и Дархана. Сердце ёкнуло и едва не выскочило из груди. Акдаулет стоял к Казтаю спиной и поэтому его не видел.

— Ты как, не замерз? — ласково спросил учитель у Дархана. — Хочешь конфет? — предложил он и нагнулся к нему еще ближе. Потом протянул ладонь и погладил голову мальчика поверх шапки.

Сердце Казтая не вынесло, что Акдаулет ласкает его сына, явно стараясь вызвать расположение к себе.

— Дархан! — гаркнул он, но голос вышел горьким и даже испуганным.

Склонившийся к мальчику учитель от неожиданно раздавшегося окрика покачнулся и едва не упал.

— Папа! — заметив отца, радостно откликнулся Дархан и, как маленький жеребенок, с восторгом помчался к нему.

— Сынок!

Казтай поймал его в свои объятия и стал осыпать нежными поцелуями, словно увидел после долгой разлуки. Разве есть что-то слаще, теплее и роднее, чем сын?!

Он даже не взглянул в сторону растерянно топтавшегося учителя, посадил Дархана на шею и уверенной поступью зашагал к дому.

Тем не менее, еще долгое время перед его глазами стояла картина, как согнувшийся пополам учитель нежничает с его Дарханом. В душе Казтай не одобрял Акдаулета и сильно на него обижался. Почему тот не зачал ребенка за целое лето, а будто нарочно, словно соревнуясь с женившимся осенью Казтаем, обрюхатил Акгуль в тот же срок, когда забеременела Нурлытай?..

Поначалу эта обида казалась несущественной. Однако с годами она росла и постепенно превратилась в тяжелый черный камень, горькой тоской застывший в груди Казтая. Бедняга дошел до того, что от одной мысли о происшедшем моментально сникал, а его шея безвольно повисала, словно он был уже не в силах нести этот черный камень.

Так почему же Казтай должен симпатизировать Акдаулету, который довел его до такого жалкого состояния?! Раньше он презирал его — ну на какую силу чувств, на какую привязанность способен этот рыжий умник, тощий, будто чудом пережившая джут овца, вечно жующий слова и еле держащийся на ногах?

Однако, по-видимому, ошибался. Судя по тому, как ласково учитель общался с Дарханом, и в нем есть отцовские чувства, и им движет родительская любовь. Выходит, Акдаулет тоже понял, что детей после рождения перепута-ли и Дархан на самом деле его собственная кровинка.

Казтая преследовали подозрения... Очевидно, рыжий учитель не впервые нежничал с его сыном. Он ведь работает в школе, весь день проводит вместе с детьми. Если он, воспользовавшись своим положением, отзовет Дархана в сторонку, погладит по волосам, поцелует в щечку, кто обратит на это внимание? Сын уже сознательный, может, лучше спросить об этом у него самого?..

— Эй, Дархан! — позвал он как-то сынишку. — А тот рыжий учитель не целовал тебя в щечку?

— Какой еще рыжий учитель? — растерялся Дархан.

— Как же его зовут... Ну этот... учитель Акдаулет?

— Ой, папа, он добрый. Все время мне конфетки дает...

— Отца его растуды!.. Почему ты у меня конфет не просишь?! Так он целовал тебя?