Стон дикой долины - Алибек Асылбаевич Аскаров

Приехал не один, привез с собой незнакомого долговязого парня с орлиным профилем и длинными отросшими волосами, а также свою красотку Марфугу, с которой, похоже, не расставался и во время своего отсутствия.

— Не зря говорят, что лукавый всегда найдет лукавого... Этот косматый — рахмановская копия, — едва завидев их, сделали вывод мукурцы.

— Мой товарищ — знаменитый экстрасенс! — представил Рахман своего спутника. — Кашпировскому и Чумаку делать рядом с ним нечего!

Аул есть аул, всегда найдутся больные да хворые. К тому же работавшая в Мукуре девушка-фельдшер еще в апреле вышла замуж и уехала в Аршаты, а осиротевший медпункт все лето простоял закрытым.

Поэтому, когда из уст Рахмана прозвучало слово «экстрасенс», аулчане моментально навострили уши. А на следующий день все стали стекаться к дому Бибиш, чтобы посмотреть на приехавшего издалека необычного человека.

— Вы же мои земляки, сородичи, можно сказать, старшие братья, вот я, специально ради вас, и привез его сюда, — объявил повеселевший балбес, когда увидел толпу перед домом. — Но разве вы оцените по достоинству мою доброту? Завтра же обо всем забудете...

— Не забудем! — ответила толпа, собравшаяся поглазеть на экстрасенса.

— А почему же тогда не волновались обо мне, не организовали поиски, даже не поинтересовались, куда, мол, пропал Рахман на целых четыре месяца?

— Светик наш, да где же было тебя искать — в какой степи, в каком городе, если ты исчез бесследно?

— Ладно... В таком случае вы мне сейчас добром отплатите: поговорите с начальством, попросите открыть медпункт. Пускай мой друг устроится там удобно и начнет прием пациентов.

Мукурцы уже давно мыкались без лекарств и врачебной помощи, поэтому Рахману не пришлось повторять свою просьбу дважды: в тот же день аулчане добились, чтобы оставшийся без хозяйки медпункт открыли.

Рахман устроил долговязого спутника в основном помещении, а в предбаннике поставил стол и усадил за него Марфугу. Рядом повесил табличку с надписью «касса».

— Марфуга будет собирать с клиентов деньги. А я в качестве начальника буду следить за очередностью и гасить конфликты, — разъяснил людям порядок приема Рахман.

Кое-кто из аулчан, которым даже в городе никогда не приходилось бывать, несказанно удивились:

— Деньги, говорит?.. Значит, он лечит за деньги?

— А ты что... думал все, как Магрипа, даром лечат?

— Да-а, как говорится, подивился мудрец невиданному...

— Ради здоровья никаких денег не жалко! Помрешь завтра — все это дерьмо пропадет.

— А по сколько?

— Вроде, по 50 рублей...

Вопросов со стороны стариков по поводу платы за вход к экстрасенсу становилось все больше, поэтому Рахман решил дать подробные разъяснения:

— С каждого клиента в городе мы берем по 10 рублей. В ближайшем к нему Самарском районе — по 20 рублей, в Зыряновске — по 30 рублей. В Большенарын-ском районе брали по 40 рублей. Ну а здесь, в Катонкарагае, как в самом отдаленном районе решили установить ставку по 50 рублей с человека.

— А не слишком ли много, Рахман, голубчик?

— Вовсе не много... Мукур и от райцентра на приличном отдалении расположен — за 100 километров... Словом, у черта на куличках. Так что мы с вас, наоборот, очень мало берем. Учитывая, что вы мои земляки и сородичи, я делаю большую скидку. Мукур ведь даже не Катонкарагай, а Богом проклятая глухомань. Поэтому, если взять с вас по 60 рублей, это тоже не будет дорого. Точно, пусть так и будет — по 60 рублей!

— Ты же говорил, по 50?

— Не-ет... Добавим десятку, так будет более логично и справедливо!

— Тьфу, хотела безрогая коза выпросить рога, да ушей лишилась!..

Прошло уже четыре месяца — для тех, кто что-то и знал, довольно большой период времени. За эти четыре месяца все успели забыть, что Рахман украл овцу. Даже вдовушка Жамал, лишившаяся своей единственной, откормленной на убой овцы, давно его простила.

— Как бы ни прыгал град, вдребезги не разобьется... Уж коли Рахман дурень, уже не исправится. Не стоит моя дерьмовая овца репутации человека! — сказала как-то она.

Похоже, Рахман вообще напрасно смылся из аула. Уже через три дня после его отъезда освободившееся место моториста занял джигит по имени Сарсен, переехавший в Мукур из закрывшегося Четвертого аула.

Вскоре возле дома Казтая установили новый столб, и на дальней улице за речкой снова зажегся свет. Каждый день с семи вечера до одиннадцати часов ночи аул ярко сияет огнями. Иногда Сарсен не выключает мотор даже до двенадцати, если в клубе, например, показывают какое-нибудь интересное двухсерийное кино.

Хорошие новости никогда не залеживаются. Судя по охватившим аул слухам, примерно через два-три года ток Бухтарминской ГЭС дойдет и до Мукура.

— Если это произойдет, каждая семья сможет купить по холодильнику! — прогнозируя будущее аула, заявил библиотекарь Даулетхан.

— Что с ними делать-то? — недоуменно пожали плечами мукурские невежды.

— Мясо будете хранить, молоко...

— А какая еще нам польза от этого тока?

— Какая... да если мы получим энергию ГЭС, сможем смотреть кино в любое время — хоть днем, хоть ночью. Включай телевизор и наслаждайся!

— Да-а, впереди нас прямо райские блага ждут!

— Тьфу! Как бы к этому времени вообще не разбрестись по белу свету бродягами...

Кстати о Даулетхане, про «Энциклопедию аула Мукур», которую он издавна пишет, ходят разные разговоры. Никто не знает точно, что из этого правда, а что — ложь. Кто-то считает, будто бы в прошлом месяце Даулетхан все-таки дописал свою «энциклопедию» и почтой отправил в Алма-Ату. Другие утверждают: «Ничего подобного! Даулетхан — врунишка, его обещания вилами на воде писаны! В действительности к родословной он только сейчас приступает». А третьи вообще сомневаются в реальности его неустанных трудов: «Все слова библиотекаря об этой родословной — сплошная ложь. Это попросту пустые фантазии, сокровенные мечты мальчишки, которым не суждено сбыться».

Недавно смутьян Канапия, ставший с осени охранником и теперь такой же надутый, как его безмерно раздувшееся пузо, высказал на этот счет свое мнение.

— Разве на земле мало таких захудалых аулов, как Мукур? Если о каждом писать родословную, книги девать некуда будет! — презрительно сказал он.

— Человек не плюет в колодец, из которого пьет! — проявив невиданный патриотизм, заступился за свой аул