Трое в тайге - Станислав Васильевич Мелешин

Вспомнила, как шли рядом, молчали. Она думала о семье, о детях. Наверное, и он тогда думал о ней. «Хорошая моя!» Сейчас она ждала, что он скажет: «Давай поженимся». «Ты-ты хороший», — кинулась, обняла, обдала жаром, прижавшись грудью, поцеловала. Он отпрянул. Ольге стало неудобно перед ним, смущенным ее внезапным порывом.

— Что, испугала?

Комов провел ладонью по щеке и подбородку — горят. Губы вспухли. Ольга погладила рукой небритые щеки Комова, глядя в его недоверчивые глаза.

— Поцелуй меня!

Комов хотел что-то сказать, поднял руку, улыбнулся, покачал головой в ответ и неуклюже обхватил Ольгу, поцеловал ее в лоб, в щеку, но не в губы.

— Скажи, почему ты такой тихий… Разве так любят? Его руки вздрогнули на Ольгиных круглых плечах — убрал руки и проговорил, волнуясь:

— Я не тихий, Ольга. Я люблю тебя… Ты знаешь… — а он не договорил. Ольга не успела обдумать его мысль, его слова — ей показалось, что равнодушно произносит слово «люблю». Вот он с досадой проговорил:

— Люблю… а ты не веришь!

Ольга мрачнеет, а Комов, видя, что сказал что-то неприятное ей, берет Ольгу за руку, нагибает свое лицо к ее лицу, смотрит в глаза…

— Не сердись! — обнимает и крепко целует в губы. Ольга вздрагивает, садится на стул у письменного стола: «Зачем я его опять обидела?».

— Мы с тобой какие-то… неродные. Это… ты виновата в том, что мы… не вместе. Ты до сих пор проверяешь себя и меня, и… мучаешь.

— Что вы говорите, Леша?! Я устала… Уходите…

Ее пугает жесткий, оценивающий взгляд Комова, его вздрагивающие мягкие руки. Он стоит сейчас у двери и не решается уйти. Он словно ждет чего-то. Ей и самой не хочется, чтобы он ушел, но сказать «останься» она не решается, и злится на себя за то, что минуту назад капризно произнесла «уходите».

— Алеша!

…Ушел.

Ольга осталась одна. Погасила свет, включила настольную лампу. «Спать не хочется. Думать ни о чем не хочется. Комов ушел. Глупо как получилось. Ушел, ушел…»

Ольга заглядывает в диссертацию, замечает подчеркнутое Комовым. Отложила записи в сторону.

Мерно тикали часы, стрелка приближается к двенадцати: «Еще не поздно. Зачем я его прогнала? Завтра воскресенье. Можно сходить в тундру — просто побродить, подышать. Ах, Леша, Леша… Нет, он не виноват. Так будет правильнее. Дура-то я какая. Опять одна, Опять. Еще один день прошел. День жизни. Бывает возможность выйти замуж. Любить, растить детей. Вот когда-то… ехала сюда по реке на барже — молодая, цветущая, красивая. Губы еще не красила. Они горели пунцовым огнем. Да-да, огнем! Часто по дороге смотрелась в зеркало. Стояла на ветру. Пела. Платок на плечах цветной, волосы развеваются, вьются…

В дороге моряк в кителе часто прогуливался по барже, курил, посматривал на меня. Было любопытство к нему. Был первый женский каприз — первый шаг. Шла по сходням на какой-то пристани, чуть не упала — нарочно или нет, не думала. Моряк шел сзади. Поддержал крепкой рукой.

Познакомились. Признался в любви на другой же день. Поторопился, бедный, узнал, что моя пристань скоро. Уговаривал остаться — ехать с ним к его матери куда-то вверх к океану. За руки держал, когда подали сходни.

Остаться с ним было бы безрассудством. В кармане лежало направление в оленеводческий совхоз. Там ждали главного ветврача. Учетную карточку крайком выслал в парторганизацию совхоза.

…Моряк доказывал, что крупных хозяйств много и у них, вокруг Салехарда, и где-то на острове рядом. Басил:

— Подумай. Решай, Ольга, Оля… — голос его дрожал.

Застегнула верхнюю золотую пуговицу черного кителя. Жаль было его. Положила ему свою руку на грудь, хотела обнять, но сдержала себя. Сказала тихо, ласково:

— Это пройдет. Я буду тебя помнить.

Приближалась пристань. На берегу ждали директор совхоза, Комов и кто-то еще. Моряк смотрел в глаза, ждал.

— Я буду тебя помнить!

Он насмешливо ответил:

— Спасибо… На добром слове.

…Где-то он сейчас, плывет по широкой реке и грустно улыбается, раскуривая трубку, обжигая пальцы…»

Ольга горько усмехнулась:

— Эх ты!.. — К сердцу подкатила теплая волна, защемила.

Встала.

«Ладно! Хватит! Расхныкалась! Какие еще наши годы! Сядем работать. В понедельник пригон с летних пастбищ. Осмотр. Сортировка». Пододвинула диссертацию: «Вот они мои мысли. Что это? К чему? От скуки! Нет! Облегчить работу. Кому? Себе. Может быть, другим… А что у меня? Я не могу найти того рационального зерна, той главной идеи, которая ляжет в основу моей диссертации».

Ольга наливает чернил, пробует перо, читает заглавие, измененное несколько раз. Когда-то Комов подарил большую, широкую нотную тетрадь специально для диссертации. Тетрадь уже начата — исписано несколько листов. Они большие, белые, гладкие. «Есть где растекаться «мыслию по древу».

Ольга читает несколько строк, думает.

Много написано о болезнях. Но главное не болезни.

…Доказывала: гонять оленей за тысячу верст на летние и зимние пастбища не выгодно. Олень тощает от длинных переходов, теряет жир. Консервный комбинат ругает Матвеева, Матвеев — меня и всех.

Ольга пишет на отдельном листочке: «Сокращать перегон оленей». Это Матвееву, как практическая мера. Остановилась, грызет карандаш: «Фф-у, химический! Горько!». Улыбнулась, вспомнила о Комове. «На свадьбах тоже кричат горько». Звенят стаканы, люди много говорят, поют. Не то я думаю, не то, наверное, пишу. Это же не диссертация — это раздумье. Вот и я раздумываю».

Отодвинула диссертацию, придвинула листочки. «Болезни начинаются после пастбищных выгонов. Где причина? Где выход?.. Матвеев ждет. Замахнулась сама. Выскочка? Нет. Трезво обдумала. Письменные соображения будут».

Ольга откинулась на стуле, закрыла глаза. Болели плечи. Жарко. Хотелось освежиться в холодной воде.

Письменные соображения будут. В главном же Матвеев прав, — чтоб все думали, беспокоились.

Ольга раскрывает коробку, берет папиросу, мнет, папироса трескается. «Что-то душно. А накурила-то я!»

Взгляд упал на пепельницу: «Раз-два, три-четыре-пять папирос — стоющих мыслей!»

Ольга встает, открывает форточку. Ветер бросает на стол хлопья снега, серебрит черного чугунного льва на пресс-папье. «Вот еще, нехватало!» — сердито захлопывает форточку, шлепает босыми ногами по полу, переходит на ковер, на половицы, идет к двери. Приоткрывает ее, чтоб освежить комнату.

Из кухни слышны голоса: «А-а! Это хозяйка и соседки заняты чисткой картофеля к завтрашнему обеду. Будут гости. Пригласят меня и обязательно Комова. Все еще сватают по-старинному».

В голову пришли стихи. Ольга мысленно припоминает строчки. Взобравшись с ногами на диван, стоя на коленях, декламирует, любуясь своим голосом.

К чему раздумие у цели?

Куда желанье завлекло?

В какие дебри и метели

Я унесу твое тепло?!