Степные дороги - дороги судьбы - Нуры Байрамов
"Он знает мое имя? — удивился Моджек. — Даже оглянуться не дает, неужто хочет застрелить? А говорили, что милиционеры справедливые, что без суда и следствия не стреляют. Болтовня! Пристрелит, и ничего ему не будет. Вот и вся справедливость".
— Брат мой, дорогой! Говорят, за один проступок не убивают. — Моджек заикался, голос его дрожал, срывался. — Не стреляй, рабом у твоего порога служить буду… Любое желание исполню. Скажешь — денег найду, скот пригоню…
— Молчи, предатель! — Стволом винтовки громкоголосый толкнул Моджека в спину. — Шагай! Я сейчас рассчитаюсь с тобой за все!
Ноги у Моджека заплетаются.
— Брат мой, дорогой! — молит он. — Спроси, я даже пальцем до нее не дотронулся. Ну, спроси, пусть хоть слово скажет!
— Проглоти язык, изменник!
— Пощади, сестра! — слезливо закричал Моджек. — Ну скажи, что не трогал.
Акджагуль утирает заплаканное лицо. Слезы радости бегут по щекам. Она не сразу поняла, что плачет.
— Тебя застрелить мало, — говорит она сквозь слезы. — Тебя даже повесить мало, предатель!
Акджагуль смотрела на идущего со связанными руками Моджека, на человека с громовым голосом, который подталкивал его в спину винтовкой, и не верила своим глазам. "Сон это или явь? Не ангел ли человек, который пришел меня спасти? Само небо послало его. Дай бог, чтобы все обошлось благополучно. Наверное, он один из тех, кто вылавливает этих мерзавцев. Вернусь домой, вышью красивую тюбетейку и надену ему на голову. И Сахату скажу: этот человек мой избавитель…"
— Куда ты меня ведешь? Пожалей… Акджагуль, умоляй и ты! Что я вам сделал плохого?
Видя, что его мольбы тщетны, Моджек зарыдал в голос:
— Брат мой, дорогой! Пощади меня… Да буду я твоей жертвой! Я такой же человек, как и ты. Почему туркмен должен проливать кровь другого туркмена? Не стреляй! Скажешь им, что убил — и все, а я уеду в другие края. Больше не появлюсь здесь никогда, брат мой…
— Трус тебе брат, сукин сын! — ответил человек с громовым голосом и снова ударил Моджека кованым носком. — Шагай живее! Знаю я вас. Когда грозит опасность, вы родную мать готовы застрелить.
Человек с громовым голосом обернулся назад и посмотрел на Акджагуль.
От радости она выпрямилась и словно стала выше ростом. Щеки ее разгорелись.
Ей вспомнился железнодорожный вокзал, где она провожала Сахата. Там она и увидела Моджека.
Бадам-эдже прижала сына к груди: "Возвращайся".
Сахат с улыбкой ответил: "Не тревожься, мама, вернемся с победой". На глазах матери слезы. И вокруг многие плачут. Тогда Моджек, обращаясь к Бадам-эдже, сказал: "Не поминайте лихом". И, словно желая больнее ранить сердца людей, утирая сухие глаза, слезливо добавил: "Больше нам не глядеть на родные места. На войну уходят многие, а назад не возвращаются". Акджагуль помнит, как хотелось ей возразить Моджеку, но она была молодой женой и, верная обычаю, не посмела вступить в разговор. Многие из джигитов, уходивших в один день с Моджеком, пали в боях. Они погибли с честью, защищая Родину. Память о них будет жить вечно. А Моджек, как падаль, будет валяться где-то в пустыне.
У Моджека потемнело в глазах. Ноги заплетались. Он поднял голову. Отчего небо желтое? Разве над Каракумами небо не синее? Ой, вай, и молодая трава, и новые побеги саксаула, и селин — все желтое! Акджагуль увидит, как он с криком умрет. Что она сказала тогда на вокзале? "Буду ждать. Глаз не отведу от дороги". А Сахат ответил: "Обязательно вернемся с победой". Сбылись слова этих людей. Не понятны они Моджеку. Женщины готовы жизнь отдать за честь, мужчины не щадят себя, защищая Родину. Отчего он не такой? Учился в той же школе, что и они. Ту же воду пил и дышал тем же воздухом. Отчего же тогда?.. С молоком матери впитал он трусость или с кровью отца вошло в него предательство?
Нет, неверно. Не было в нем той веры и гордости, которая была у его сверстников. Не пел он те песни, какие пел Сахат с товарищами; не жил их мечтами. Он считал себя храбрецом, потому что не боялся переночевать на кладбище и бродил в одиночку по безбрежной пустыне. У них другая храбрость. Моджек думал, что у него много единомышленников. Когда же стал дезертиром, понял, что одинок. И бескрайние Каракумы оказались тесными, не нашлось в них Моджеку ни норы, ни щели, чтобы спрятаться. Сейчас его участь будет решена.
Так приканчивают собак. Даже горсти земли на него не бросят, станет добычей для стервятников… Нелегкое расставание. И Акджагуль не получил, и жизнь потерял.
— Стой! — прогремел голос. — Нагнись к этому кандыму. Обернешься — выпущу всю обойму.
Лязгнул затвор. Моджек еще надеялся: "Может, попугает и отпустит. Скажет: "Прочь отсюда". Пусть делает что хочет. Пусть Аджагуль заберет, лишь бы меня не убивал".
У Акджагуль защемило сердце. Жалеет Моджека? "Не могу смотреть. Хоть он и враг, но человек. Может, трус. Если бы не война, он бы и жил, не зная, что трус. Когда в землю бросают ядреные зерна пшеницы, и средн них попадаются пустые; когда сеют чистый рис, некоторые зерна бывают незрелыми. Так и среди людей всегда найдется пустой человек. Иной умирает, так и не узнав о своей трусости".
Моджек оперся плечом о ветку кандыма. "Старое дерево. Если вырыть с корнем, много дров будет. Если отпустит.." Ему показалось, что выстрел ударил по ветвям кандыма. "Только что они были желтыми и вдруг сделались красными. Разве он не в меня целился? Грудь обожгло. Наверное, в сердце стрелял. Эх, жаль! От пули бежал, а она и в пустыне меня нашла".
Моджек распрямился, повернулся и, шатаясь, шагнул к человеку с громовым голосом. Растерялся ли тот или подумал, что пуля прошла мимо, неизвестно. Он снова вскинул винтовку.
Моджек узнал громкоголосого. И, прежде чем грянул второй выстрел, успел сказать:
— Ах, это ты…
И рухнул.
Акджагуль была далеко и не слышала последних слов Моджека. Человек с громовым голосом ударил прикладом о землю, подошел к распростертому на песке телу. Открытые глаза глянули ему в лицо. Изо рта и из носа вытекла тоненькая струйка крови. Словно не веря, что Моджек мертв, человек с громовым голосом приложил ухо к его груди. Затем поднялся, перевел дух и принялся скручивать цигарку. Жадно затянулся несколько раз и только потом направился к Акджагуль.
Она стояла
