Степные дороги - дороги судьбы - Нуры Байрамов

Вечером Мурад не приехал. Не появился и на следующий день. Мать ждала его возле магазина у дороги, ведущей в город. Но и там сына не было. Поздно вечером она подошла к своему дому и услышала разговор. «Неужели он снова избивает бедняжку?» Она, громко кашлянув, открыла дверь.

— Салавмалейким, эдже, — упреждая мать, заискивающе поздоровался Мурад. — Если ты позволишь, я увезу Тоушан в город. Мне трудно мотаться туда-сюда каждый день. Ты ведь не обидишься?

Мать не ожидала такого поворота. Она-то хотела, чтобы Мурад перестал ездить в город. Для чего ей вся эта жизнь, если единственный сын не будет рядом с ней?

— Хорошенькое дело придумал, — сердито заговорила мать, не глядя на сына. — Наверное, думаешь, умное слово сказал? Даже если ханом станешь в городе, как можно мать одну оставить? Что люди скажут? Был бы отец, ты бы не посмел завести такого разговора. Почему смерть не унесла меня раньше, чем твоего отца, чтоб не видеть, не слышать этого…

Слезы катились по щекам матери, но Мурад остался безучастным. Он вышел во двор и прохаживался там, насвистывая под нос.

Тоушан обняла свекровь, утерла ей слезы. Потом принесла чайник.

Мурад не возвращался. Его полное безразличие к родному дому, к семье вконец испугало мать. Боясь худшего, она неуверенно сказала снохе:

— Если ему дали жилье, может, тебе и в самом деле лучше поехать с ним?.. А как дети пойдут, он не удержится в городе, прибежит… Ах, неужто ему нужно убить свою мать?..

Тоушан во всем следовала советам свекрови. И в тот раз, когда сказала Мураду, что не отстанет от него, выразила не свое желание. Свекровь вложила в ее уста эти слова. И сейчас Тоушан с готовностью слушала ее.

Мурад все не шел. Когда мать выглянула во двор, он сидел на перевернутом вверх дном ведре, уронив голову на грудь.

— Ты что, сегодня же хочешь увезти Тоушан?

Мурад не надеялся, что мать так легко согласится отпустить его, и не сразу нашелся с ответом. От неожиданности он даже рот разинул.

— Если ты едешь, — продолжала мать, — то я соберу ее. Ну, чего камнем сидишь? Или уже раздумал?

Последний вопрос испугал Мурада. Он порывисто вскочил на ноги.

— Зачем собирать? — осипшим от волнения голосом спросил он. — Приезжать же будем…

Мать вернулась в дом, принялась укладывать вещи снохи. В шелковый платок положила платья Тоушан, сверху — целый чурек и связала узлом.

— Возьми, дитя мое! Пусть всемогущий хранит тебя от худшего. Ничего не бойся, я всегда с тобой.

Спазма сжала ей горло, она говорила сквозь слезы. Тоушан не заплакала. Не произошло ничего такого, чтобы печалиться. Наоборот, она радовалась, что идет в город, легко шагала вслед за мужем.

Мурад привел ее в крошечную, с одним окном комнатенку двухэтажного каркасного дома. Недолго мешкая, он снова собрался уйти.

— Я работаю с вечера и в ночь. Мои товарищи подменяли меня, теперь надо отработать за них. Вернусь утром. Запри дверь и спи спокойно. Никто не придет. Пока!

Тоушан не могла уснуть. Обхватив колени руками, она просидела на кошме всю ночь. Когда рассвело, она сняла газету, которая вместо занавески закрывала окно, и посмотрела во двор. Недалеко от дома стояла колонка, из которой капала вода. Один из жильцов набирал воду в ведро, другой умывался.

Тоушан не выходила из комнаты. Никто из людей, входивших и выходивших из дома, не постучался в ее дверь. «Да тут помрешь, и никто не узнает», — подумала она.

Мурад появился на склоне дня. Увидев Тоушан на том же месте, он бросил быстрый взгляд на постель. «Неужели не ложилась?» Верно, постель не тронута.

— Если ты будешь сидеть как вкопанная оттого, что я задерживаюсь, у нас ничего хорошего не получится, — нахмурив брови, сказал Мурад.

— А что мне делать? Чем заняться? — выплеснула она накопившийся гнев. — Лучше жить в селе с твоей матерью, чем сидеть здесь как на привязи. Там я и прясть и ткать помогала бы…

Мурад не слушал ее.

— Хлеб у тебя есть, и достаточно. Я иду на работу. Меня не жди. Ночевать буду у матери. Она там, наверное, места себе не находит.

— И я с тобой!

Лицо Тоушан озарилось радостью, словно она уже вернулась к свекрови.

— Не успела приехать и уже назад собралась? Мать сама… — И, не договорив, Мурад хлопнул дверью.

Больше Тоушан его никогда не видела.

Она сидела в растерянности, не в силах постичь случившегося, когда в дверь постучали и на пороге появилась пожилая невысокая женщина.

— Саламэлик, гелин, — с улыбкой заговорила она, в знак приветствия положив ладони на плечи Тоушан. — Знаем, что в доме у нас новая женщина. Ждем, а тебя не видно. Я одна из твоих соседей.

Тоушан торопливо поднялась. Хотела предложить гостье чаю, но та, догадавшись о ее намерении, заставила Тоушан сесть.

— Не беспокойся, душенька. Пойдем ко мне. Чайку попьем, поболтаем. В четырех стенах одна будешь сидеть — затоскуешь. Не зря говорят: «Заботы старят, печаль убивает».

Тоушан вышла в коридор вслед за соседкой.

Абадан-эдже усадила Тоушан в глубине комнаты на почетном месте, раскинула скатерть — дастархан, принесла чай, выставила сахар и печенье, а сама вышла в кухню похлопотать о еде.

Тоушан было неловко от такого внимания. Она сидела, скованная смущением и робостью. Она и хотела бы поговорить, но не знала, как начать, и молчала, хорошо, что Абадан-эдже сама задавала вопросы. Застенчивость Тоушан особенно понравилась Абадан-эдже. И скоро она ласково называла ее дочкой — гызы. «Эта добрая женщина, кажется, будет мне опорой. Да не сочтет господь ее слишком большим счастьем для меня», — мысленно взмолилась Тоушан.

За чаем говорили о разном. Однако Абадан-эдже почему-то ни разу не обмолвилась о Мураде. «Разве она его не знает? Квартиры в доме разделены, но входная-то дверь общая. Или Мурад вообще не бывал здесь?»

Абадан-эдже будто подслушала, о чем подумала Тоушан.

— А что, Мурад так и не вернулся?

— Я ничего не понимаю, тетя, — тихо ответила Тоушан, низко опустив голову и машинально водя рукой по узорчатой кошме. — Говорит, очень много работы.

— Кто знает, может, и так, — между прочим заметила Абадан-эдже, делая большой глоток из пиалы. И Тоушан поняла, что эта благородная женщина не уважает Мурада. — У тебя нет родителей, ты уехала из дома свекрови, поэтому я дам тебе, дочка, очень важный совет. Нельзя сидеть одной в четырех стенах. А ты не тяжела ли?..

От стыда и смущения Тоушан спрятала лицо в шелковый платок, накинутый на