Степные дороги - дороги судьбы (роман в повестях) - Нуры Байрамов

Она могла построить новую семью, но не сделала этого. Правильно ли она поступила?..

Огульбиби облокотилась на перила бетонного моста, перекинутого через дренажный канал. В спокойной воде отразилось ее лицо. Из-под ног сорвался и упал в воду увесистый камень. Не скоро успокоилась вода, не сразу проступило четкое отражение высокого неба с облаками и лица Огульбиби. И вот снова перед ней зеркальная гладь. Видны лежащие на дне камешки, снуют мальки, даже красные цветы ее платка можно различить. "Чистая вода ничего не таит, — подумала Огульбиби. — Если бы и люди были такими. Как легко жилось бы и работалось. Вот гляжу в воду и вижу себя. Но ведь вода не показывает, что я за человек. Кто я, что сделала для людей? Для чего жила? Какой след оставлю на земле? Вспомнят ли добром мое имя?"

Со стороны села долетели звуки знакомой мелодии. Это по радио передавали народные песни. Огульбиби любила музыку. В звуках оживало для нее минувшее, слышался смех Хуммед-джана, голос Шатлыка, кипение жизни.

Продолжая вспоминать, Огульбиби шла в степь по знакомой дороге. "Здесь должен быть колодец", — подумала она. В тот день, когда они везли Шатлыка в больницу, арбу остановили возле него, и все пили воду. Колодец был обложен камнем. Вода в нем оказалась необыкновенно вкусной. Шатлык словно живительного лекарства выпил. "Интересно, сохранился ли он или давно засыпай?"

Каменный колодец был цел, но запущен, забыт людьми. Кладка частично осыпалась. Огульбиби склонилась над колодцем. Сколько веток набросано, сколько камней упало! Но вода все же поблескивает.

Когда Огульбиби жила в песках, ей приходилось лазать в колодцы. Она умела их чистить. Ох и глубоки же колодцы в пустыне: сто — сто пятьдесят маховых сажен! Опускаешься в ствол, и — прощай белый свет! Чистить колодцы считается благородным делом, и Огульбиби, зажмурив глаза, садилась в широкое кожаное ведро — гова и опускалась на дно. Как ни храбрись, а дело это рискованное. В плетеных стенках колодцев нередко гнездились змеи, иногда в глубине скапливались ядовитые газы, от которых замирало дыхание. Когда-то существовало правило: в колодец, который хотели почистить, первым опускали козленка. Если он оставался жив, то можно было приступать к делу.

"Дальше не пойду, пока не вычищу его. Он еще пригодится людям. Скотине вода будет, и то польза. Разве питьевой воды у нас в достатке?" И Огульбиби повернула к дому. Она не спешила. Шла, не чувствуя ни зноя, ни жажды. Она возвращалась и новыми глазами глядела на каждый саженец, на каждое дерево, на все вокруг. И когда ступила на окраину села, ей почудилось, будто пришла она в какое-то незнакомое место. С любовью смотрела она на малышей, игравших возле домов. В их смехе слышался ей звонкий голос Хуммед-джана. Окна школы открыты. Идет урок. Она слышит голос учителя и вспоминает Шатлыка. Огульбиби непроизвольно заглянула в окно, словно Шатлык действительно мог быть в классе. Из дверей школы вышли старшеклассницы и почтительно поздоровались с ней.

— Огульбиби-эдже, когда же вы придете взглянуть на ковер, который мы начали ткать? — спросила одна.

Этот день пролетел быстро. Она вернулась домой, когда солнце уже закатилось и стало совсем темно. Огульбиби легла в постель, закрыла глаза, но сон не шел. "В прежние годы, бывало, от усталости заснуть не можешь, лежишь и слушаешь пение сверчков, а почему теперь они не поют? Может, на зиму засыпают? И соседский сын обычно допоздна не выключает приемник, а сегодня и у них тихо".

Огульбиби ворочалась с боку на бок. В молодости она вспоминала объятия мужа. Теперь уже почти не помнит, как Шатлык обнимал ее. Многие годы каждый вечер, стеля постель, возле своей подушки она клала подушку Шатлыка. Самой себя стыдилась, будто рядом ложился еще кто-то, и быстро засыпала. Подушка пахла Шатлыком, и Огульбиби ни разу не выстирала наволочку. Она боялась — выстирает, и дух Шатлыка уйдет. Теперь от подушки пахнет затхлым. Когда она впервые поняла это, ей сделалось тоскливо-одиноко.

Покой не шел к ней, мысли одна за другой сплетались, не давали забыться. Снова и снова Огульбиби задавала вопросы, которые пришли к ней, когда она стояла на бетонном мосту и глядела в прозрачную воду.

Для чего ты жила? Как ты жила?

ГЛАВА ВТОРАЯ

Ребятишки, которым исполнилось восемь, с нетерпением ожидали первого сентября. Огульбиби по пальцам считала оставшиеся дни. Поначалу она не соглашалась с Шатлыком. "Как я сяду за одну парту с несмышленышами? Стыдно мне". Она не сразу поняла, что учиться непременно нужно. "Ты должна много знать, быть мне советчицей. Мне не нужна жена, которая ничем, кроме кухни, не интересуется", — говорил ей Шатлык. Еще в больнице он начал учить ее азбуке. Она быстро запомнила буквы и скоро уже читала по слогам.

Когда Шатлык привел Огульбиби в школу и объявил, что его жена будет учиться вместе с детьми, все в учительской удивились.

— А где была эта девушка до сих пор? Как ей удалось не окончить ни одного класса? Или она с неба свалилась? — шутливо спросил директор.

— Эта девушка — кумли, товарищ директор, — серьезно отвечал Шатлык. — Круглая сирота. Никто не думал об ее образовании. Я привез Огульбиби из песков. Ей надо учиться. Она очень способная. А мастерица какая! Приходите посмотреть, какие ковры она ткет.

— Ну что ж, пусть учится и руководит школьным ковроткацким кружком, — сказал директор. — Нам очень нужна учительница-ковровщица. Вот как славно получилось.

Огульбиби училась и обучала девушек. Ковры, сотканные ее ученицами, были показаны на республиканской выставке.

Шатлык помогал Огульбиби заниматься, ускоренно овладевать программой.

Она успела окончить семь классов. К тому времени Хуммеду пошел третий годок На лето Шатлык был направлен в колхозный пионерский лагерь, Огульбиби думала, что там работа такая же, как и в школе: полдня Шатлык будет с ребятами, а потом дома. Пионерский лагерь — дело новое, неслыханное в селе. Огульбиби ошиблась. Шатлык появился поздним вечером и скоро ушел опять.

— Нельзя оставлять детей, — объяснил он. — Ай, отработаю до конца смены и пойду в отпуск. Поедем куда-нибудь, страну посмотрим. Я и сам еще ничего не видел.

В одно воскресное утро он пришел с потемневшим лицом. В дом не зашел, отправился к арыку, вдоль которого они посадили дыни. Огульбиби ни разу не видела Шатлыка в таком состоянии. Она не знала, как к нему подступиться, как спросить, отчего он такой расстроенный. Тревога охватила ее. Забыла налить воды в кум-ган, так и поставила