Взрослые и дети - Михаил Семенович Панич
Всё определено на многие годы вперед.
И не предвидится никаких затруднений.
Можно и заиграться!
2. ФОРМА И ТЕСНОВАТА И УЗКОВАТА…
— Ну гимназист и гимназист, — говорила иная мама о своем сыне-школьнике. И радовалась.
Чему радовалась?
И время другое, и жизнь другая. И требования к человеку тоже другие.
Пусть из всех образцов школьной одежды выбрали для наших советских школьников нечто весьма схожее со старым гимназическим мундирчиком — не очень-то красивым и не очень-то удобным. Не в этом беда. Беда была в том, что на какое-то время в нашей школе, как и в старой гимназии, словесное обучение оттеснило в сторону живую практику, что содержание и методы школьного обучения всё больше отрывались от требований реальной действительности.
Старый серый гимназический мундирчик, — столь привлекательный и недостижимый некогда для детей простых тружеников, — для нового, советского школьника становился и узковат, и тесноват, и, чего тут греха таить, глуповат…
Здесь мы, конечно, говорим не столько о форме одежды, сколько о содержании школьного обучения. С формой еще можно мириться. Ее недостатки не опасны. Но о том, что содержание школьного обучения и воспитания всё больше и больше отставало от жизни, и спора не могло быть.
И это было по-настоящему вредно, по-настоящему опасно.
3. ТОЛЬКО НИКОМУ НЕ РАССКАЗЫВАЙТЕ…
Да, в какой-то момент школа задержалась в своем развитии и стала резко отставать от бурно развивающейся жизни. Это наносило детям, подросткам, юношам — всему подрастающему поколению — моральный ущерб.
Менялась психология юношества.
Вырабатывалось снисходительно-пренебрежительное отношение к физическому труду, к труду рабочего и колхозника.
С этим невозможно было мириться.
Известно, что для успеха коммунистического строительства решающим является рост производительности труда. А для учащейся молодежи производительность труда была понятием общим, отвлеченным и далеким. Школа была только общеобразовательной, но не была трудовой.
Таким образом, то, что является важнейшим содержанием жизни, без чего жизнь человека невозможна, оставалось за стенами школы.
В нашей советской действительности всё более и более стираются существенные различия между людьми умственного труда и труда физического. А школа односторонне ориентировала своих питомцев на выбор деятельности только в сфере труда умственного.
В этих условиях выпускник средней школы, не поступивший по какой-либо причине в институт, переживал как бы моральную катастрофу, чувствовал себя обиженным судьбой. Любой ученик школы ФЗУ или ремесленного училища, не имевший среднего образования, чувствовал себя на производстве лучше и увереннее, чем выпускник средней школы, получивший так называемый аттестат зрелости. Он, воспитанный в ремесленном училище, не только знал станок, но и умел работать на нем, свободно пользовался рабочим инструментом. Он готовился стать рабочим и стал им, — и это было счастьем, так как он достиг цели. А школьник, впервые попавший на завод, как бы терял жизненно важную цель. Ему «не повезло».
Вот я, учитель десятого класса, попрощался с выпускниками на торжественном акте вручения им аттестатов зрелости. Прошло каникулярное лето, я вернулся из отпуска и стал встречать своих бывших учеников, встречать довольно часто, — ведь все они, как правило, живут поблизости от школы. Но вот что странно: одни меня радостно приветствуют, охотно останавливаются, чтобы поговорить со своим школьным учителем, рассказать о себе. А другие?… Другие стараются пройти мимо, незамеченными. Почему? Что с ними?
Они, другие, боятся расспросов. Они, другие, считают себя неудачниками.
— Как успехи? — спрашивает учитель, останавливая такого бывшего своего питомца.
— Нет успехов…
— Как так «нет успехов»? Что вы делаете?
— Да вот… на заводе работаю. Из-за одного только балла. Не добрал на экзаменах. А конкурс был большой… Попробую в будущем году. Жаль, год пропадает зря!
Как же так — «пропадает зря»?
Какое нелепое заблуждение! Как только могло появиться это чувство неполноценности, неудачи у юноши, работающего после окончания средней школы на заводе?
В самом деле, на уроках истории школьник узнавал, что величайшая революция в мире была совершена в его стране под руководством рабочего класса России, под руководством партии рабочего класса. Он знал, что в стране установлена диктатура рабочего класса. На уроках литературы учитель рассказывал о величественном образе советского рабочего, изображенном в лучших произведениях наших писателей. На уроках психологии юноша узнавал, что труд поставил человека над всем животным миром, что труд и мысль неразрывны. В газетах он читал очерки о трудовых подвигах рабочих и колхозников, читал, что труд в нашей стране стал делом славы и доблести. Что же это, только слова? Нет, это непреложная истина, высокая правда!
И в то же время иной учитель говорил своему ученику:
— Если ты будешь плохо учиться, не видать тебе вуза, как своих ушей…
Мать говорила:
— Если ты будешь получать плохие отметки, куда денешься? Придется стать простым рабочим.
Ох, как оно звучит, это словечко — «простой»!..
Один школьный директор показал мне письмо своего бывшего ученика. Тот писал, что работает в авторемонтных мастерских. И сразу же за этими словами о работе следовала странная просьба: «Только никому не рассказывайте…» Стыдился!
4. СЕГОДНЯ…
Это было вчера.
Если такое же встречается сегодня, то только как остаточное явление.
Труд уже прочно вошел в школьную программу как обязательный и равноправный предмет. В старших классах обучение соединяется с производительным трудом.
Вот что утверждается школой на новом, решающем, главном направлении:
Новый человек должен не только владеть основами наук, он должен повседневно ощущать свою кровную связь с рабочим классом, с колхозным крестьянством, с теми, на ком земля держится.
Если ты учишься, одновременно трудись, — нет другого, лучшего, пути, чтобы стать полноценным, всесторонне, гармонически развитым человеком.
Если ты трудишься, одновременно учись, — таков наш советский идеал человека.
Для школы — это Закон.
Для общества, для народа — это Закон.
Но не в каждой семье это поняли сразу же. Даже не в каждой рабочей семье.
На ленинградском заводе проходила производственную практику ученица ленинградской школы Валя И. Она окончила школу, получив одновременно с аттестатом зрелости (или на несколько недель раньше) квалификационное удостоверение фрезеровщицы. И вот, это естественно, пришлось задуматься: что же дальше? Как быть?… Оставаться на заводе? Поступать в вуз? Если в вуз, то — в какой? Завод был родным, — на нем работал отец, некогда работала и мать. Хорошо бы остаться на заводе. И всё же Валя пошла экзаменоваться в вуз. В Педиатрический институт. Это было бы естественно, если бы ее влекла профессия детского врача. Но ведь никакого желания стать врачом у Вали не было.
— Меня не привлекал этот институт, —
