Степные дороги - дороги судьбы (роман в повестях) - Нуры Байрамов

Огульбиби замолкла, чувствуя на себе взгляды. Саврасов и Сары-ага о чем-то тихо советовались, потом Сары-ага, не поднимая глаз, спросил:

— И ты ничего не слышала о своем отце?

— Нет.

— А куда сбежал бай, у которого отец был чабаном? — снова спросил Сары-ага.

— Ходил слух, что он бежал в банду, которую потом разгромили красноармейцы возле колодца Кырк Куя.

— Твой отец тоже был там?

— Кто знает, Сары-ага! Если бы у него были родные, кто-нибудь искал бы его, разузнавал. Когда ты сирота, кто о тебе позаботится? — проговорила Огульбиби прерывающимся от слез голосом.

— Рекомендуют Огульбиби Сары-ага, директор школы Меизилов и я, — сказал Саврасов.

Собравшиеся одобрительно зашумели.

— Огульбиби достойна быть в партии!

— У кого есть вопросы к Шатлыковой? — спросил Саврасов.

Огульбиби вся внутренне подобралась. Сейчас начнется! Но все молчали. Огульбиби встревожилась.

Вопрос задал директор школы:

— Почему ты решила вступить в партию?

Она задавала себе этот вопрос не однажды. И когда изучала историю партии, и когда писала заявление. Но сейчас, прежде чем ответить, Огульбиби задумалась, потом заговорила, словно рассуждала вслух:

— Хочу вступить в члены партии, потому что понимаю свой долг перед землей, перед людьми. Чтобы быть более надежной подругой сидящим здесь. Главная наша цель сейчас скорее победить фашистов, работать, не жалея сил, чтобы вернулись наши джигиты… Другой цели и у меня нет, — закончила Огульбиби и поглядела в лица сидящим.

Ее единогласно приняли в кандидаты партии. Собрание закончилось. Коммунисты вернулись в село. Подруги поздравляли Огульбиби. Радость была двойная: и в кандидаты приняли единогласно, и сев успешно закончился.

Увидев Гуллер, Огульбиби подошла к ней и сказала с улыбкой:

— Скоро и тебя будем принимать. Ты у нас первая трактористка среди девушек-комсомолок. Все тебя знают.

Гуллер опустила голову.

— Я недостойна, — тихо ответила она.

— Почему же? — удивилась Огульбиби. — Может, ты боишься? Не надо. Мы с тобой будем вдвоем, две женщины-коммунистки.

Гуллер тихо заплакала.

— Не плачь. Что с тобой? Ты, Гуллер, хорошая девушка, ты достойна быть в партии. Ведь я тебя давно знаю.

Огульбиби встревожили слезы Гуллер. Надо поговорить с ней по душам, подумала она, входя в палатку.

У входа ее ожидал Беркели. Вместе с хорошо заваренным зеленым чаем он принес красивый платок с бахромой.

— Для тебя берег, хотел подарить в самый радостный твой день, — сказал он, протягивая платок.

— Такой подарок подобает делать жене, Беркели, — ответила Огульбиби, решительно отстраняя дар.

— Нет, Огульбиби, только ты достойна носить такой платок, — Беркели раскинул пестроцветную красоту, поднес к лицу Огульбиби.

— Если не хочешь поссориться со мной, убери..

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Все мысли Беркели об Огульбиби. В голове его роились разные планы, как добиться желанной цели. Но не было единственного верного решения. Что предпринять с Хуммедом, чтобы освободить Огульбиби? Верно сказано: "Волчье дитя не приручишь". Ему не нужен этот Хуммед. Да и Огульбиби он только обуза. Она, конечно, чувствует это, но никогда не признается, что сынишка мешает ей. Не прогонишь же дитя, которое носила под сердцем. Да и как людям в глаза смотреть будешь? Она не захочет, чтобы о ней судачили: вот, мол, бросила ребенка, а сама замуж вышла. Это его забота — помочь Огульбиби избавиться от Хуммеда. Но как сделать, чтобы и духу его не осталось? Надо действовать незаметно, убрать мальчишку тихо. Беркели в досаде щелкнул себя по лбу. Эх! И пустоголовым не назовешь, а придумать ничего не может. В мыслях Беркели уже много раз проделывал это. И всегда мальчишка оставался победителем. Либо кто-то слышал крик ребенка, либо их случайно встречали. И вдруг Беркели нашел решение. Нежданная догадка так обрадовала его, что он запел:

Был бы я кувшином с маслом, ай!

Моя Огульбиби опустила бы в него свои ручки…

В дождливую ночь крепко спится. В палатке сонный покой. Только у Гуллер вот уж третью ночь бессонница. Если человек не спит, он падает. Откуда она силы берет ходить и работать?

Гуллер поднялась на рассвете и вышла из палатки. Когда кончилась посевная, Гуллер перевели на обработку междурядий. Худайназара она теперь видит редко, и то издалека, избегает встречи. Она боится Худайназара. Он способен на все. Кому скажешь о своей беде, с кем посоветуешься? Любое слово обернется против нее же.

Наверное, нет прекраснее времени года, чем весна, и нет ничего красивее весеннего утра. Над зеленой цветущей степью густой медовый дух. Порхают пестрые мотыльки. В траве неумолчный треск цикад, высоко в небе звенит жаворонок.

— Ты долго ждала?

Гуллер вздрогнула, услышав голос Нурлы. Она не заметила, как он вышел из своей палатки.

— Почему не сказала, что придешь? Я бы поднялся до рассвета. Знаешь, что мне приснилось?

Гуллер тревожно оглянулась. Она не хотела, чтобы их увидели.

— Спишь, наверное, хорошо, Нурлы?

— Нет. Ты в моих мыслях и днем, и ночью. Я могу сойти с ума.

— Тогда я ухожу, — голос Гуллер дрожал.

Нурлы расстроился, он подумал, что Гуллер обиделась.

— Я что-то не так сказал? Прости меня…

Поведение Гуллер показалось ему странным, словно она чем-то напугана или чего-то боится.

— Что с тобой, Гуллер? Ты стала другой.

— Да, ты угадал. Я не прежняя Гуллер.

— Но что случилось?

— Ничего.

— Не скрывай, скажи, в чем дело. Когда я вижу твое несчастное лицо, мне не до красоты этих полей! Я живу любовью к тебе, Гуллер! Понимаешь? Я жду не дождусь, когда кончится война, Гуллер!

Слезы душили девушку.

— Я недостойна тебя, Нурлы…

Гуллер заплакала.

— Нет, нет! Мы же любим друг друга. Разве не ты сказала: "Умру — земле принадлежать буду, жива буду — тебе"?

Гуллер не могла говорить. Что есть силы она прикусила нижнюю губу, стараясь проглотить ком, стоявший в горле.

— Оставь меня, — тихо проговорила Гуллер и пошла прочь.

— Салам, Гуллер! — окликнула ее Огульбиби. — Что с тобой? Идешь будто слепая?

Огульбиби пристально смотрела на девушку, словно не узнавала ее.

— А ты, оказывается, очень красивая. Косы… брови… Как бы не сглазить, до чего хороша!

— Не сыпьте соль на рану. Для меня все кончилось. Я совсем запуталась.

— Что случилось? — участливо проговорила Огульбиби, обнимая девушку за плечи. — Я вижу, что-то тебя мучит, но ты молчишь, и я не решаюсь спросить. Ведь